Отрывки из записок офицера с Кавказа.
(Весна и лето 1863 года.)
"В майское утро, когда народ расходился из церкви, я на тележке выезжал из Владикавказа. Я торопился в Шуру и выбрал путь кратчайший, по сунженской линии.
Путь мой лежал вблизи многих аулов. Мальчишки чеченские караулят проезжих. Шибкою рысью, высоко поднимая ноги, долго провожают они повозку и, бойко заглядывая в глаза седоку, кричать, что есть мочи, все, что выучили по-русски: "дай, дай! мэнэ, мэнэ, пожальст!"
Почти голые, едва прикрытые старою, грязною, изодранною рубахою, с раскрытою шеею и грудью, с сухощавыми ногами, это настоящие бесенята. Бритые блестящие головы, отвислые уши и пронзительные чеченские глаза придают им необыкновенный эффект, а громадные папахи на некоторых и длинные кинжалы сверх рубах делают небогатый наряд их особенно оригинальным. Надо видеть, как чеченские мальчишки кидаются, давя друг друга, на брошенную монету, чтобы составить себе хотя слабое понятие об алчности горцев.
Сунженские станицы, благодаря близкому соседству чеченцев, хотя давно уже мирных, не в очень-то завидном положении.
"Уж такой эти чеченцы народ бедовый - говорят казаки - только бы им грабить да разбойничать; без этого и жизнь им не в жизнь. Ты ему кусок хлеба или сахара подаешь - он возьмет, ничего; но того и гляди, и пальцы откусит. Уж такая натура!"
Всякую ночь из станиц высылают секреты казаков. "Этим только мы и спасаемся", говорил мне однажды урядник. "Да вот еще, когда, въехав на работу, приходится ночевать далеко от станицы, всегда вместе съезжаемся; и не смеют разбойники."
Ночью сообщения почти прекращаются. Те, которые рисковали пренебречь этим, нередко платились весьма дорого.
Месяц тому, чеченцы убили двух донских казаков, каким образом - неизвестно; только тела их с кинжальными ранами найдены рано утром возле дороги.
А с неделю назад ехал из крепости Грозной домой, кажется, в станицу Михайловскую, с базара урядник, кавалер, что здесь при рассказе не преминут прибавить. Он запоздал. Сумерки пали, а он едет себе спокойно в телеге. С ним был еще казак; тот верхом; на телеге поклажа.
Вдруг в двух шагах из кустов, из оврага чеченцы; один приставил ружье к груди урядника и кричит во все горло: "денга давай!" другие на верхового.
Этот вынул "пистоль", пальнул в переднего, рубанул его шашкою, а тут сзади самого с седла и свалили. Только под вечер он опомнился. Видно, за мертвого приняли, так и не тронули.
Урядника же совсем "зарубили" и, разумеется, обобрали.
"Жалко урядника, жалко Панкратьича", прибавляли казаки. "А лихой был урядник. И как это он поддался! Сколько нехристей довелось ему на своем веку положить, а тут на дороге убили, и шашка татарам досталась! Строг только был маленько, царство небесное!"
Этот урядник - Панкратьич был из гребенских. Дело в том, что на Сунжу казаки съехались с разных сторон: многие с Дона, "с Рассеи", "с хохлов", как здесь говорят, а корень взят из гребенского полка.
Гребенские казаки считают себя выше товарищей: "мы - говорят они - коренные казаки и родились здесь; а вы мужики, как есть мужики".
"Им бы - говорят про новых выходцев кавказские старожилы - не казаковать, а тройками ездить: вот это их дело."
Даже донцов ни во что не ставят. Но старожилы неправы: новые выходцы все молодцы, и недаром они жалуются, что "гребенские их обижают напрасно". - "Вот хоть, примерно, спор какой или ссора: ты и прав, видимо прав, а гребенской почитай всегда пересилит."
Потому-то, жалея Панкратьича и хваля его доблести, казаки не могли не прибавить: "строг только был покойник".
А теперь гребенские казаки куда против сунженских: их станицы широки, раздольны, с большими садами, разведенными за наружною оградою и рвом. Жизнь их покойна; "даже оружие не всегда носят".
Вот вчера - рассказывал мне дядя Иван, в станице Шелкозаводской (гребенского полка), старый, с седою, как лунь, бородою казак из грузин (в станице Шелкозаводской много казаков из грузин; еще деды их поселились здесь, а внуки почти совсем обрусели)
- вот вчера поехали мы с сыном в лес за дровами. Я взял и винтовку, и шашку, как должно быть, а сын мой без ничего, только с кинжалом. Ну, любезный, я говорю, это неладно.
- Э, ничего! неужто за Терек кто проберется? ныне не то, что прежде бывало.
- Нет, надо носить все, как следует. Вот и горцы как рассуждают: "может быть, сто лет будешь ходить при оружии напрасно, на сто первый год оно тебе пригодится".
На посту Нефтяном мне случилось подняться на вышку. Здесь, на Сунже, конечно, посты в полной бдительности; это не то, что на Тереке или в других местах, дальше от гор, где остаются только обломки вышек, как памятники былой тревожной жизни.
Я с караульным казаком обошел вышку кругом; от ветра она страшно качалась. Казак, будто обрадованный случаем высказаться, с особенною охотою рассказывал последние происшествия.
- Нет - заключил он - разве тогда житье наше будет привольное, когда император всех этих чеченцев велит поселить где-нибудь подальше отсюда.
Вот бы их в Новгород или в Тверь: там, сказывал недавно проезжий, земли бери не хочу; а их бы места казакам отдать. А что за места-то там, за Сунжею: трава и хлеба знатные; наши то земли и близко, а куда против их.
И отчего это: у них дождь часто бывает, а у нас почитай никогда? Вот и теперь, видите, идут с гор тучи, тучи черные, а до нас не дойдут. Нехристи, а видно Бога лучше нас молят!
В хатах казачьих, обыкновенно чистых, опрятных, с палисадником и плетнем снаружи и густым фруктовым садом кругом, лучшим украшением служат, конечно, шашки, пистолеты, винтовки, кинжалы, бурки, папахи. Всякий хозяин вешает их там, где удобнее, не гонясь за симметрией, не зная вкуса, а совокупность выходит отличная, во сто крат лучше той, которую мы привыкли встречать в кабинетах с претензией.
Посмотреть и похвалить казачье оружие значит, как говорится, хозяина рублем подарить. Да иногда и есть на что полюбоваться: как ни беден казак, а об украшении оружия он всегда заботится и, только что "позволят достатки", обделывает его в серебро, с узорами и чернью.
- Покажи-ка пистоль, сказал я уряднику Фролу, войдя в его хату. - Славный пистоль! А в серебро сам обделал?
- Сам, все как есть.
- А что заплатил за него, где купил?
- Да я не купил: снял с чеченца убитого.
- Когда же, давно?
- Лет десять будет.
Дело было вот тут, недалеко; вон, вон, там за леском. Этот самый чеченец меня чуть-чуть не убил, и с этого как есть пистоля. Он, значит, выстрелил, прям в упор, и уж как меня Бог спас, я и не знаю.
А тут, мне на счастье, на него мой товарищ - он и теперь в нашей станице живет, только уж стар больно - с шашкою как налетит, да так и положит… А то бы не жить мне. Спасибо ему.
- Так сейчас же ты за пистоль и схватился?
- Нет, как можно: это после уже, с час, с два спустя, когда прогнали чеченцев.
Только я примету имел; красный башлык был на этом татарине, сам с бородою; ну и место я помнил. Вот подошел я к нему - в ту пору лошадь мою много поранили, ехать нельзя, было - пистоль этот самый у него в руке, и курок спущен: на меня, значит, было. Я вот его в серебро и обделал, Теперь как посмотришь, и вспомнишь… Знаете, очень, очень приятно такую память иметь.
При таком положении дел нечего удивляться, что сунженские станицы до сих пор замкнуты со всех сторон глубокими рвами, с валом за рвом и стеною хвороста на валу.
- А что - спрашивали при мне казаков - татарину не пролезть?
- Лазят проклятые, лазят; ночью иной раз уж как ухитрится, Бог его знает, только смотришь наутро: и хворост помят иль разобран, и скотинка угнана.
- Что же караульные делают, те, что у каждых ворот, на вышках?
Что делают? известно что: смотрят! На ночь они с вышек-то сходят: снизу виднее. Ну, да ведь не всегда и досмотришь: станица большая, ворот-то немного, а они, азияты там подкрадутся, где их и не услышишь… воры, разбойники, одно слово.
- А секреты?
- Да ведь иногда и задремлешь в секрете. День-денской на работе умаешься, особливо летом, когда время стоит жаркое; ну а они тут как нарочно. Нехорошо наше житье!
Но, в противоположность трудной жизни станичников, жены и дочери их не делают ничего; "только песни поют, да хороводы играют", как выразился какой-то казак. "Что им: ни прясть, ни мотать: все покупаем готовое; им тут весело".
Крепость Грозная теперь опустела; мальчишки да бабы играют в ней едва-ли не главную роль, и внутренность крепости живо напоминает собою русские уездные города.
Только при проезде моем через площадь я застал род бивуака чеченского: съехались татары, записавшиеся служить во вновь формировавшемся конно-иррегулярном полку.
Точно скопище Шамиля отдыхало: множество оседланных коней; азияты, завернутые в бурки, раскинулись тесными группами. Вот один в середине толпы режет кинжалом чурек (род хлебной лепешки) и подает отрезанный кусок соседу; двое других, с масляными глазами и сатанинскою улыбкою, разглядывают обнаженную шашку, а третий, должно быть хозяин, с самодовольною миною стоит возле них; тут же сбоку молодой татарин, сидя, наигрывает на трехструнной гитаре какой-то родной мотив, а вдали перед лавкою, на лестнице, стали пробовать пистолет, и громкий выстрел раздался в воздухе. Кто стоит, кто сидит, кто лежит; все, дико посматривая, провожают проезжих.
Станция была близко от площади.
Здесь явилась передо мной иная картина: первая комната была обращена в школу; восемь или десять казачьих мальчиков, лишь я показался в дверях, принялись преусердно, перебивая друг друга, читать свои книги. Ну чисто жидовская школа! Но едва отойду от дверей, чтение разом прекращается. Опять покажусь, и опять крик поднимется.
От крепости Грозной на Хасав-юрт прямо нельзя проехать: надо делать крюк за Терек. Верстах в семи или восьми за крепостью Грозною я спустился к Горячеводской станице.
Близ этой станицы, невдалеке от дороги, бьют ключи, температура которых свыше 72 градусов. Представьте себе на уступе высокой горы быстрый, совершенно прозрачный, горячий поток, в искусственном, шириною до двух аршин, ложе.
Какой-то проезжий охотник зашел сюда со своими собаками. День был жаркий, и собаки, увидев поток, бросились купаться: конечно, там и остались. Ко мне подошел содержатель построенной здесь паровой ванны. "Не хотите ли искупаться? спросил он. - Вот здесь наши ванны; а вот казенные, для солдат: здесь их летом человек до пятисот больных сбирается; вот офицерская."
Под водопадом, между горячими камнями, суетились и хлопотали чеченские женщины. Они валяли сукно. От здешней воды достоинство сукон выходит отличное. Но сколько же надо привычки, чтобы босыми ногами пробираться по камням под таким водопадом и, стоя между множеством струй горячей воды, работать успешно!
В станице Николаевской переезжают по мосту на левую сторону Терека.
В Чир-юрте я переправился чрез Сулак и вступил в Дагестан. Будто другая природа: ни лесов, ни богатой растительности; все серо и дико."
Чеченские боевики образца 30-х годов 20 века. Слева внизу (облокотившись на руку) абрек Хасуха Магомадов:
О. Губенко рассказывает: "Минераловодский казачий отдел Терского войска носит имя Валентина Ивановича Перепелицина - своего первого атамана, который погиб в Чечне. Погиб героически, как и другие ребята, которые воевали в Ермоловском батальоне.
Батальон Ермолова - так назвали его сами казаки в честь прославленного генерала. Но официально он назывался 694-м батальоном 135-й мотострелковой бригады 58-й армии СКВО. Формировался батальон из казаков Терского и Кубанского войск. До формирования батальона многие казаки уже прошли боевую закалку в Приднестровье, Абхазии, Северной Осетии, Югославии, в 1995 году казачий взвод в составе 503-го полка успешно воевал на территории Чечни.
Формировался Ермоловский батальон в феврале 1996 года в старинной казачьей станице - городе Прохладном. Из Минеральных Вод в батальон пришли служить 43 казака. От регулярной российской армии внешне батальон мало чем отличался, только казачьи шевроны выделяли ермоловцев. Но внутри царили строгие порядки, как и принято у казачества, батальон был образцом воинской дисциплины. Взводы формировались по земляческому принципу - бойцы были из одного города, района, так проще было поддерживать друг друга. На должность командира взвода назначался не офицер "со стороны", а лидер, которого поддерживало большинство казаков. Так выбирали походного атамана.
В конце февраля батальон прибыл в станицу Червлённую Шелковского района Чечни. Ермоловцы должны были охранять левый берег Терека, помогать братьям-казакам защищать их семьи в станицах Наурского, Шелковского и Надтеречного районов. Но 5 марта 1996 года Грозный вновь оказался в руках боевиков, федеральные войска несли большие потери, и батальону был отдан приказ выдвигаться на Грозный.
В район пос. Октябрьский батальон прибыл 7 марта. Своё боевое крещение ермоловцы приняли 8 марта. Батальон должен был войти и закрепиться в Заводском районе Грозного. Не успев даже сориентироваться на местности, батальон по приказу командования Северо-Кавказского военного округа выдвинулся и попал в засаду. Заводской район очень сложный, там много подземных коммуникаций, бетонные заборы, трубы. Боевики подбили две машины и БТР, отрезав бойцам путь к отступлению. По обе стороны - бетонные заборы. Каменный "мешок" и море огня. Но казаки не растерялись, сказался военный опыт многих из них, даже в таких сложных условиях стали с ходу отстреливаться. Два часа продержались до сумерек, начали отступать. Несмотря на то, что самим было трудно, ермоловцы выводили из-под огня чеченских женщин, оказывали первую помощь раненым. Русский солдат никогда не бросает тех, кому требуется помощь.
В том страшном бою погибли двое ермоловцев, 17 были ранены. Но страшнее засады стало предательство сослуживцев - после первого боя из батальона дезертировали 90 человек. Трудно осуждать этих людей, которые впервые столкнулись с ужасами войны. Но те, кто остался, безоговорочно верили друг другу. Появилось ощущение настоящего боевого братства. Казаки почувствовали себя ермоловцами и знали, что вместе пойдут до конца.
А Заводской район казаки всё же взяли уже на следующий день. Ермоловцы освобождали город, проводили "зачистки". Но из Грозного батальон вывели 17 марта. Это выглядело уступкой местной власти, которая подняла шум. По чеченскому радио стали проходить сообщения о полчищах казаков, которые орудуют в городе. Казаков убрали подальше, чтобы не вызывать ажиотаж.
Батальон был брошен в предгорье Ачхой-Мартановского района. Здесь у селений Старый Ачхой, Бамут и Орехово было настоящее гнездо боевиков - укрепрайон, который опоясывали три линии обороны, оборудованные перекрытиями, ходами сообщения, одиночными убежищами - так называемыми "лисьими норами".
Трагической страницей в истории батальона стал бой за Орехово. По расчетам командования взять село за две недели должны были два полка и батальон. Но ермоловцы справились собственными силами за полтора дня и вошли в село. При штурме погибло 12 казаков, 50 были ранены. В том бою погиб и атаман Перепелицын. 28 марта Валентин Иванович привез своим бойцам гуманитарную помощь. Узнав, что завтра будут брать Орехово, решил идти вместе со своими казаками. Его отговаривали, ведь атаману было 53 года. Но Валентин Иванович шёл в бой рядом с солдатами. И он спас своих ребят, отбив атаку боевиков. Погиб и Петр Юрченко, который пытался вынести раненого атамана из-под обстрела.
Ермоловцы также участвовали в боях под Шали и Ведено. Около трёх месяцев из боя в бой. Казаки не отступили ни разу. Любой ценой подразделение выполняло все поставленные задачи.
Летом 1996 года Ермоловский батальон, понёсший большие потери, вывели из Чечни. Батальону вручили знамя - исконно казачьего темно-синего цвета, с надписью: "1-й казачий полк им. генерала Ермолова". Это было несомненным признанием заслуг батальона. Но примерно через месяц подразделение расформировали, якобы истёк срок контракта. Истинные причины по сей день неизвестны.
Бойцы батальона имени генерала Ермолова продолжают встречаться, поддерживают отношения, помогают друг другу, не забывают семьи погибших. В этом и сила настоящего казака!"
Слово «казаки» появилось в конце XV столетия. Так называли вольных людей, которые работали по найму или несли военную службу на пограничных окраинах России. На Северном Кавказе казаки впервые появились в 1578-1579 годах, когда по требованию Турции была снесена русская крепость на реке Сунже. Чтобы «мониторить» ситуацию в регионе, российские власти послали сюда казачьи отряды с Волги.
Прибывших казаков взял под свое покровительство чеченский князь Ших-Мурза Окоцкий (Аккинский), находившийся в союзе с Москвой. Всего их первоначально насчитывалось не более 300-500 человек. Поскольку они состояли на временной службе, то прибыли без семей и не заводили хозяйство.
Сначала чеченских казаков называли гребенскими от старого казачьего слова «гребень» – «гора»), а позднее переименовали в терских (по названию реки Терек, протекающей в этих краях). К середине XVII века местное казацкое население стало оседлым.
Казачья община звалась «войском» и управлялась выборным атаманом и войсковым кругом. В казачьи городки на Тереке постепенно стекались беглые крепостные крестьяне и посадские люди из Центральной России, Поволжья, Украины. Были среди пришлых и черкесы, кабардинцы, чеченцы, кумыки, грузины, армяне, которые по тем или иным причинам вынуждены были покинуть родные места.
Среди них было много и христиан, так как до принятия ислама горские народы активно исповедовали языческие и христианские культы.
Многонациональный состав казачьих станиц, а также их соседство с горскими аулами способствовали заимствованию многих обычаев и культурно-бытовых традиций.
Как и горцы, в частности, их ближайшие соседи чеченцы, казаки занимались земледелием и скотоводством. Также вместе с чеченцами и ингушами они охраняли рубежи русского государства и строили военные укрепления. Казаки, подобно чеченцам, проводили состязания по джигитовке, во время которых упражнялись в смелости, находчивости и искусстве верховой езды. А женщины-казачки, как и чеченки, занимались уходом за конями.
Домашний быт терских казаков складывался под влиянием соседей-горцев. Так, они часто строили сакли по типу чеченских. Внутреннее устройство казачьих жилищ мало отличалось от горских. И те, и другие делились на две части. Схожим было и убранство комнат. Лев Толстой, в молодости живший в этих краях, писал, что гребенские казаки «устраивают свои жилища по чеченскому обычаю».
Традиционно в каждом казачьем жилище, как и в горском, имелся целый оружейный арсенал. Обычно под него отводилась одна из стен. На ней висели кобура для пистолета, револьвер, берданка или двустволка, несколько кинжалов, в том числе в кожаной или серебряной оправе, а также шашка с серебряными бляхами.
Заказывали казаки все это, как правило, у чеченских мастеров-оружейников. В старинных казачьих песнях даже говорится о знаменитых атагинских клинках.
Казачья одежда также мало отличалась от чеченской. Мужчины носили кавказские бурки, бешметы, папахи, башлыки, черкески. Непременно надевали кавказский пояс, а у поясов носили кинжалы и газыри (ружейные заряды) с наконечниками из серебра или другого металла. На ноги надевали сапоги, ноговицы, чувяки с обшитыми галуном или бархатом чулками. Одежда, как и у чеченцев, делилась на простую и праздничную.
Конечно, не обошлось и без кулинарных заимствований. И сегодня в кухне терских казаков присутствуют чеченские национальные блюда - лепешки с начинкой из сыра и овощей, пресный хлеб–паста, дат-кодар – смесь творога с топленым маслом.
Музыка и танцы
Довольно быстро в жизнь терских казаков вошли горские музыкальные инструменты – зурна, свирель, пондур. А наурская лезгинка превратилась в казацкий национальный танец.
Неизбежны были и языковые заимствования. Многие бытовые термины, употребляемые чеченцами, например, касавшиеся одежды и оружия, вошли в словарный запас казаков. В переговорах между русскими и коренными жителями Кавказа терские казаки обычно выполняли роль переводчиков.
Общие гены
Разумеется, и казаки, и горцы нередко роднились между собой. Тем более казаки часто становились кунаками (побратимами) своих соседей. Казак мог взять в жены чеченку – сестру своего кунака.
В казачество вступали представители многих народов. Но самое удивительное, что казаками становились те, с кем российские подданные вынуждены были вести непримиримую войну – чеченцы.
Обоюдное влияние
Быт казачества, заселявшего левый берег Терека с XVI века, во многом складывался под влиянием соседних горских народов – чеченцев, ингушей, кабардинцев. Например, казачьи избы мало чем отличались от горской сакли, особенно внутренним устройством и убранством. Живший в молодые годы в Чечне Лев Толстой писал, что гребенские (терские) казаки «устраивают свои жилища по чеченскому обычаю».
Горская одежда максимально приспособленная к местным условиям охотно была принята и освоена казаками. Обыденными для казака стали кавказская бурка, бешмет, папаха, башлык и черкеска. Они также с удовольствием украшали себя кавказским поясом, кинжалом и газырями с металлическими или серебряными наконечниками.
Российский писатель чеченского происхождения Герман Садулаев считает, что процесс взаимопроникновения казацкой и горской культур был взаимным. Так, по его мнению, спустившиеся с гор вайнахи именно у казаков научились ватажничеству, разбойным операциям и лихому молодечеству.
Породнились
Терские казаки уже с середины XVI столетия устанавливают добрососедские отношения с чеченцами. Живя бок о бок друг с другом иначе поступить было нельзя. Особенно близким для казаков оказался чеченский тейп варандой, часто принимавший крестьян, бежавших от крепостной зависимости. По свидетельству очевидцев, почти вся артиллерия имама Шамиля обслуживалась беглецами. Неслучайно и сегодня варандой называют «русским тейпом».
Но был и обратный процесс. Чеченцы, пытавшиеся скрыться от исламской экспансии, переправлялись через Терек и оказывались в казачьих селениях. Многие из них обосновались в станице Червленная (сегодня Шелковский район Чечни).
Терские казаки часто являлись кунаками чеченцев, они гордились такой дружбой и передавали ее из поколения в поколение. Толстой писал, что вплоть до второй половины XIX столетия «казацкие роды считались родством с чеченцами, у кого бабка, у кого тетка чеченка была».
Особенно тесно ассимилировались с казаками представители чеченского тейпа гуной, между ними традиционно был высокий процент смешанных браков. «Среди терских казаков даже в типе их наружности проглядывают черты, общие с горцами; особенно характерны эти черты у казачек: наряду с лицом великорусской красавицы, круглым, румяным, мы встречаем продолговато-бледное, овальное личико с чеченской кровью», – писал один из современников Толстого.
Интересное наблюдение о смеси русской и чеченской крови оставил в 1915 году краевед Ф. С. Гребенец. Он так описывал женщину станицы Новогладковской: «Она приобрела легкий стан от кавказского горца, а от казака заимствовала рост, мускульную силу и трезвый характер русской женщины». По мнению этнографов, в начале XX века практически в каждой новогладковской женщине текла чеченская кровь.
«Свиноеды»
С XVII столетия началась активной исламизации Чечни. Источники отмечают, что процесс этот проходил чрезвычайно болезненно. Нередко дагестанские мюриды приказывали целыми селениями вырезать тех, кто противился воле Аллаха.
Многие чеченцы, не пожелавшие принимать новую веру, стали постепенно заселять свободные левобережные территории и окрестности терских поселений. Некоторые из них в итоге оказались основателями будущих казачьих станиц. Так, основателем станицы Дубовской считается чеченец из тейпа садой по имени Дуба. Со временем многие левобережные села и пастбища сохранили древние чеченские названия.
Утихающие и вновь возобновляющиеся волны переселения продолжались вплоть до эпохи Петра I. К этому времени чеченцы вошли в тесное соприкосновение не только с бытом казаков, но и с обычаями христиан-староверов, с которыми были вынуждены покидать обжитые места правобережья Терека.
В начале XIX века уже непосредственно мусульманские старейшины способствовали выселению за Терек чеченцев, не желающих исполнять предписаний ислама. Находясь в положении мусульманских протестантов, они были чужими и среди христиан, и среди магометан. Единственным местом, где их прияли оказались казачьи станицы.
Одной из причин непринятия чеченцами ислама стали традиции свиноводства, от которых многие не захотели отказываться. «Да, мы русские», говорили они, – «мы едим свинью». Термины «русский», «христианин» и «свиноед» в те времена для чеченцев звучали как синонимы. Исследователь Александр Гапаев отмечает, что деление чеченцев на мусульман и немусульман было исключительно по признаку «свиноедения».
Точно установлено, чеченцы целыми семьями и даже родами принимали христианство – так они более органично вписывались в терский казачий этнос, а их потомки стали уже полноценными казаками. Хотя история знает и обратный пример, когда уже терцы обращались в ислам.
Об исламизации терских казаков, в частности, говорит историк Виталий Виноградов, который на научных конференциях и в печати неоднократно заявлял, что равнинная часть чеченской земли до «черных» гор исконно принадлежала русским. В доказательство он приводил то, что в селении Гуни проживают потомки терских казаков, которые в свое время приняли ислам и «очеченились».
Устойчивый этнос
Чеченский писатель Халид Ошаев вспоминал, как он в 20-х годах в качестве командующего для ликвидации «казачьих банд» был направлен на Левобережье Терека. Он тогда одним из первых обратил внимание на то, что пожилые казаки по-чеченски называют почти все местные старые топонимы.
Увлеченный Ошаев докопался до некоторых казачьих фамилий чеченского происхождения и через них добился свидания с лидерами «казачьих банд». На встрече советский командир объяснил, что среди казаков много его родственников и что ему не хочется проливать их кровь. В результате дискуссии «банда» оказалась расформирована. Тогда в ЧК возмущенные братанием Ошаева с «белоказачьими» бандами едва не расстреляли будущего писателя. Однако судьба оказалась благосклонна к нему.
Впоследствии став директором Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы Ошаев продолжал удивляться тому, что тюркские и русские названия полностью не вытеснили левобережные чеченские топонимы. Он, к примеру, заметил, что местечко Гунашка, многие казаки называли и по-ногайски – Карногай, и на русский лад – Черногай.
Объяснение этому может быть следующее. Оказаченные чеченцы были более адаптированы к местному климату, чем переселенцы из глубин России, среди которых фиксировался большой процент заболеваемости и смертности.
Отмечались случаи, когда почти все русское население, к примеру, Каргалинска, Кизляра, Святого Креста покидало уже обжитые места, спасаясь от болезней. А некоторые станицы, в их числе, Святой Крест, неоднократно подвергались полному опустошению. Это и способствовало устойчивости как нахской антропологии, так и преобладанию чеченской топонимики.
Не отличить
Казаки-гунойцы всегда хорошо знали свою родословную, и, приезжая в село Гуной, безошибочно показывали дома своих предков. Жители Гуноя расскажут туристам легенду о том, как исламскийпроповедник шейх Берса сбросил с горы гунойский котел со свининой (и покажут это место), после чего значительное количество представителей этого тейпа выселилось на Левобережье.
Сегодня родословные связи с казаками больше частью сохранили тейпы гуной и варандой. Только в одной станице Червленной в середине XX столетия проживало несколько десятков фамилий казаков гунойского происхождения, среди которых Гришины, Асташкины, Гулаевы, Денискины, Велик, Тилик, Полушкины, Тихоновы, Метрошкины, Рогожины.
Совместно с группой экспертов антропологом Л. П. Шерашидзе и этнографом И. М. Саидовым были обследованы терские казаки, расселившиеся от Алпатова до Кизляра. Ученые подтвердили их этнографическую и антропологическую близость чеченцам. Любопытно, что порой внешнее сходство представителей обоих этносов было настолько сильным, что исследователи не могли отличить чеченских детей от казачьих.
В Чечне продолжается геноцид в отношении русских, начавшийся более десяти лет назад. С 90-х годов из Чечни были изгнаны 300 тыс. русских. В траурном списке - сотни человек, тысячи фактов ограблений и изнасилований. И ни в одном указе правительства России, которые принимались за это время, не заложено механизма защиты русских.
Только по официальным данным Министерства по делам национальностей РФ, в Чечне с 1991 г. было убито более 21 тыс. русских (не считая погибших в ходе военных действий), захвачено более 100 тыс. квартир и домов, принадлежащих представителям нечеченских этносов, более 46 тыс. человек были фактически превращены в рабов. А сколько русских, не дождавшись выкупа, погибло в подвалах и ямах, мы, наверное, не узнаем никогда. Через несколько дней после освобождения одного из занятых ранее боевиками сел Аргунского ущелья я собственными глазами видела не менее сотни паспортов российских граждан. Где теперь их владельцы?
В начале нынешнего года в станице Ищерской Наурского района Чечни боевиками был похищен, а затем зверски убит 40-летний атаман Николай Ложкин. Ложкин стал восьмым по счету казачьим атаманом, убитым бандитами за последние годы.
Расправа над станичником, который был заместителем главы местной администрации, вызвала бурю возмущения среди русского населения республики. Впервые за все время русские провели митинг у могилы атамана. "Мы устали высматривать в "большой" политике Кремля и Грозного хоть что-то, что могли бы расценить как благодарность за пролитую кровь, покалеченные и утраченные жизни, украденное, отобранное имущество и спокойствие за судьбы детей, за непоколебимую преданность Родине". Это строки из заявления, скрепленного подписями жителей казачьих станиц и отправленного в Москву президенту РФ и в Ростов его полпреду.
По словам Василия Бондарева, атамана Терского казачьего войска, в ряды которого уже не одно столетие входят и казаки, проживающие в Чечне, до русских никому нет дела - ни на уровне Центра, ни в правительстве республики. В Чечне продолжается отток русского населения с исконных казачьих земель, а отношение к казачеству остается пренебрежительным.
Больше года прошло, как на территории Чечни был создан Терско-Сунженский казачий округ, призванный объединить оставшихся в Чечне казаков. "Но, несмотря на все наши усилия, - подчеркивает Василий Бондарев, - устав округа не зарегистрирован руководителем Чечни Ахмадом Кадыровым. Вопрос поднимался и в администрации президента РФ, и в представительстве ЮФО. Непробиваемо".
Корреспондент "НГ" попыталась выяснить у президентского полпреда Виктора Казанцева, в чем причина такой задержки. Вместо ответа полпред стал распекать "казачку" (так он назвал корреспондента): дескать, знает ли она вообще, что такое казаки┘ Подумаешь, гибнут┘ Вон на территории Ростовской области не меньше людей умирает┘
А тем временем помощник Ахмада Кадырова 80-летний Григорий Погребной создает оппозиционное традиционным казачьим общинам так называемое "чеченское казачье войско", которое будет представлять интересы казачества и оставшегося в Чечне русского населения. Погребной уже выдал около 2 тыс. удостоверений "общественного политического войска" чеченцам, в том числе руководящим кадрам республики. Исконные жители казачьих станиц "атамана" Погребного не то что не выбирали, но даже и в глаза не видели. Мало того, казаки возмущены распространяемыми Погребным слухами о том, что казачество Чечни было против референдума по Конституции республики.
Сегодня в станицах Наурского и Шелковского районов осталось около 17 тыс. русских. "Слышали, что есть федеральная программа возвращения жителей, покинувших наши районы, но реализации ее мы не видим, - говорит атаман Наурской Анатолий Черкашин. - Это может привести к полному вытеснению русских из исконно казачьих станиц".
Терское казачество неоднократно обращалось за помощью в Центр. Начиная с 1995 г. казаки писали письма, заявления, жалобы. Ответа ждут до сих пор. Сейчас на казачьих землях в Чечне русские составляют 2%, а еще недавно доля проживающих там казаков достигала 70%. Массовая миграция чеченского населения из горных районов на равнину приводит к вытеснению русских. Только за последние полтора года в станицу Мекенская Наурского района из сел Веденского района переселились около тысячи человек.
Еще два года назад Виктор Казанцев ставил вопрос о том, чтобы казаки принимали активное участие в восстановлении мирной жизни, говорил о возвращении русских в приграничные станицы. Атаманы готовы приступить к этой работе. Но для этого у них нет ни средств, ни способов, в том числе и поддержки полпредства ЮФО. И не случайно теперь атаманы Терского, Кубанского и Донского казачьих войск не просят поддержки у Виктора Казанцева, а требуют встречи непосредственно с президентом России. "Но такую встречу сначала надо подготовить", - ответил им Казанцев.
Семья убитого атамана Николая Ложкина, боясь расправы со стороны боевиков, решила навсегда уехать из Чечни. Казаки Терского войска, собрав деньги, купили ей дом в одном из сел Ставрополья. "Это все, что мы смогли сделать для нашего атамана", - сказал Василий Бондарев.
Получить комментарий по данной проблеме у советника президента РФ по вопросам казачества генерал-полковника Геннадия Трошева редакции не удалось. После нескольких попыток дозвониться до самого Геннадия Николаевича его секретарю была сообщена интересующая "НГ" тема и в ответ получено обещание связаться с редакцией, как только у генерала будет время. За несколько дней, видимо, такового не нашлось.