38. Жанр «антиутопия» в литературе XX века. Роман Е.Замятина «Мы»
Антиутопия - изображение опасных, пагубных и непредвиденных последствий, связанных с построением общества, соответствующего тому или иному социальному идеалу. Антиутопия является логическим развитием утопии и формально также может быть отнесена к этому направлению. Однако если классическая утопия концентрируется на демонстрации позитивных черт описанного в произведении общественного устройства, то антиутопия стремится выявить его негативные черты.
В России жанр антиутопии расцвел в 20 в., когда утопические идеи начали воплощаться в жизнь. Первой страной реализованной утопии стала Россия, а одним из первых пророческих романов – «Мы» (1920) Е.Замятина, за которым последовали «Ленинград» (1925) М.Козырева, «Чевенгур» (1926-29) и «Котлован» (1929-30) А.Платонова.
Октябрьская революция сблизила границы фантазии и действительности. Строительство социалистического общества, возвышенная, порой наивная вера в возможность сознательного и целенаправленного вмешательства в объективный ход истории дали сильный толчок для развития утопической и научно-фантастической литературы.
Смысл названия. Итак, почему именно «Мы»? Почему не «Единое Государство», не «Скрижаль», а именно «Мы»? Говорилось, что автор разоблачал себя, назвав книгу «Мы» и тем самым подразумевая свершивший революцию народ, который показывается в кривом зеркале. Но у Замятина «мы» - не масса, а социальное качество. В Едином Государстве исключена какая бы то ни было индивидуальность. Подавляется самая возможность стать «я», тем или иным образом выделенным из «мы». Наличествует только обезличенная толпа, которая легко поддается воле Благодетеля. Заветная идея сталинизма – не человек, но «винтик» в гигантском государственном механизме, который подчинен твердой руке машиниста, - осуществляется у Замятина.
Тема произведения возникает сразу, в первом же абзаце. Там процитирована статья из Государственной Газеты (других, очевидно, не существует). Замятин показал опасность превращения человека в «нормализованного работника», который все силы должен отдавать только коллективу и служению высшим целям – покорению вселенной с помощью науки и техники. В своем романе автор рассказывает о государстве будущего, «где решены все материальные запросы людские и где удалось выработать всеобщее математически выверенное счастье путем упразднения свободы, самой человеческой индивидуальности, права на самостоятельность воли и мысли. Это общество прозрачных стен и проинтегрированной жизни всех и каждого, разовых талонов на любовь (по записи на любого нумера, с правом опустить в комнате шторки), одинаковой нефтяной пищи, строжайшей, неукоснительной дисциплины, механической музыки и поэзии, имеющей одно предназначение – воспевать мудрость верховного правителя, Благодетеля. Счастье достигнуто – воздвигнут совершеннейший из муравейников. И вот уже строится космическая сверхмашина – Интеграл, долженствующая распространить это безусловное, принудительное счастье на всю Вселенную. Это единое государство, где живет единый народ. Где каждый – это винтик одного великого механизма. И, следуя «требованиям» антиутопии, это именно то общество, «в котором возобладали негативные тенденции развития».
Проблематика романа. Две основные проблемы, которые поднимаются в данном произведении – это влияние развития техники на человечество, а так же проблема «тоталитаризма». Остальные проблемы уже являются порождением, последствием этих двух. «Рационалим как преступление против человечности, разрушающее живую душу, - одна из лейттем романа. Еще одна лейттема особенно созвучна нашим сегодняшним экологическим тревогам. «Антиобщество», изображенное в «Мы», несет гибель естеству жизни, изолируя человека от природы.
Действительно, в этом обществе все руководствуются только разумом, эмоции подавляются, да и о каких эмоциях вообще может идти речь, если сама душа считается «пережитком»? Вспомним хотя бы последние слова Д-503, после Великой Операции: «Неужели я когда-нибудь чувствовал – или воображал, что чувствую это? Почерк – мой. И дальше – тот самый почерк, но – к счастью, только почерк. Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. И я надеюсь – мы победим. Больше: я уверен – мы победим. Потому что разум должен победить».
Также в произведении поднимается проблема семьи. Ни о какой любви речи быть не может. Здесь есть место только для розовых талонов на «любовь», которые на самом деле используются только для удовлетворения физических потребностей. Дети – отдаются на воспитание государству и являются «общим достоянием».
В романе есть и вечный вопрос: что же такое счастье? Политика власти Единого Государства направлена на то, чтобы сделать всех счастливыми, убедить их в этом, даже если кто-то и сомневается в своем счастье. «Культ разума, требующего несвободы каждого и всех в качестве первой гарантии счастья» - основа этой политики. И действительно, никто не пытается усомниться в своем безмятежном существовании – идеальное общество создано. А становится ли Д-503 счастливее, получая назад все свои человеческие чувства и эмоции? Его постоянно преследует страх, неуверенность, подозрительность… Счастлив ли он? Может действительно человека просто нужно заставить быть счастливым?
Вопрос единоличной власти Благодетеля (очень напоминающего Сталина), вопрос изолированного общества, вопрос литературы (пишут только «геометрические», непонятные читателям нашего времени поэмы), вопрос человеческих отношений, даже вопрос безответной любви и многие другие вопросы и проблемы поднимаются в романе «Мы».
Все особенности жанра прослеживаются в романе: это и изображение тоталитарного государства, и острый конфликт («Чтобы возникла художественность, нужен романный конфликт. И он создается самым естественным путем: персонаж должен испытать сомнение в логических посылках системы, которая норовит, как мечталось конструкторам Единого Государства, сделать человека вполне «машиноравным». Он должен пережить это сомнение как кульминацию своей жизни, пусть даже развязка окажется трагической, по видимости безысходной, как у Замятина), и псевдокарнавал, являющийся структурным стержнем антиутопии («Принципиальная разница между классическим карнавалом, описанным М.М.Бахтиным, и псевдокарнавалом, порожденным тоталитарной эпохой в том, что основа карнавала – амбивалентный смех, основа псевдокарнавала – абсолютный страх. Как и следует из природы карнавального мироощущения, страх соседствует с благоговением и восхищением по отношению к власти. Разрыв дистанции между людьми, находящимися на различных ступенях социальной иерархии, считается нормой для человеческих взаимоотношений в А., как и право каждого на слежку за другим». Это очень хорошо видно в рассматриваемом романе – люди «любят» Благодетеля, но одновременно и боятся его), и часто встречающееся рамочное устройство («…когда само повествование оказывается рассказом о другом повествовании, текст становится рассказом о другом тексте. Это характерно для таких произведений, как "Мы" Е.Замятина, "Приглашение на казнь" В.Набокова, "1984" Дж. Оруэлла. Такая повествовательная структура позволяет полнее и психологически глубже обрисовать образ автора "внутренней рукописи", который, как правило, оказывается одним из главных (если не самым главным) героев самого произведения в целом. Само сочинительство оказывается знаком неблагонадежности того или иного персонажа, свидетельством его провоцирующей жанровой роли. Во многом сам факт сочинительства делает антиутопию антиутопией». Роман "Мы" - это заметки Д-503), и квазиноминация («Суть ее в том, что явления, предметы, процессы, люди получают новые имена, причем семантика их оказывается не совпадающей с привычной. <…> Переименование становится проявлением власти». Герои «Мы» имеют не обычные имена, а «нумера».)
Идея. «Мы» - краткий художественный конспект возможного отдаленного будущего, уготованного человечеству, смелая антиутопия, роман-предупреждение. «Роман вырос из отрицания Замятиным глобального мещанства, застоя, косности, приобретающих тоталитарный характер в условиях, как сказали бы мы теперь, компьютерного общества. <…> Это памятка о возможных последствиях бездумного технического прогресса, превращающего в итоге людей в пронумерованных муравьев, это предупреждение о том, куда может привести наука, оторвавшаяся от нравственного и духовного начала в условиях всемирного «сверхгосударства» и торжества технократов».
«Замятина выделила сквозная, неотступная в его книге мысль о том, что происходит с человеком, государством, людским обществом, когда, поклоняясь идеалу абсолютно целесообразного, со всех сторон разумного бытия, отказываются от свободы и ставят знак равенства между несвободой и счастьем».
«Антиутопия «Мы» рисовала образ нежелательного будущего и предупреждала об опасности распространения казарменного коммунизма, уничтожающего во имя анонимной, слепой коллективности личность, разнообразие индивидуальностей, богатство социальных и культурных связей».
Оруэлл писал: «Вполне вероятно, однако, что Замятин вовсе и не думал избрать советский режим главной мишенью своей сатиры. <…> Цель Замятина, видимо, не изобразить конкретную страну, а показать, чем нам грозит машинная цивилизация». В романе на одном уровне развиваются предупреждения о последствиях, как «казарменного коммунизма», так и технического прогресса.
Читайте также:
|
Впервые слово «антиутопист», как противоположность «утописта», употребил английский философ и экономист Джон Стюарт Милль в 1868 году. Сам же термин «антиутопия» как название литературного жанра ввели Гленн Негли и Макс Патрик в составленной ими антологии утопий «В поисках утопии» в 1952 году. В середине 1960-х термин «антиутопия» появляется в советской, а позднее – и в англоязычной критике.
Жанр антиутопии расцвел в ХХ в., когда на волне революций, мировых войн и прочих исторических изломов утопические идеи начали воплощаться в жизнь. Первой страной «реализованной» утопии стала большевистская Россия.
Появлению классической антиутопии предшествовали романы-предупреждения, авторы которых стремились показать, какие плоды в ближайшем будущем могут принести тревожные явления современности: «Грядущая раса» (1871) Э.Булвер-Литтона, «Колонна Цезаря» (1890) И.Донелли, «Железная пята» (1907) Дж.Лондона.
Среди лучших антиутопий XX века – романы О.Хаксли, Г.Уэллса, Д.Орруэлла, Р.Брэдбери и др. «1984 год» – фантастический роман Джорджа Оруэлла с элементами сатиры, «О дивный новый мир» Олдоса.
Романы антиутопистов во многом схожи: каждый автор говорит о потере нравственности и о бездуховности современного поколения, каждый мир антиутопистов – это лишь голые инстинкты и «эмоциональная инженерия».
В 1930-е появляется целый ряд антиутопий и романов-предупреждений гротескно-сатирического характера, указывающих на фашистскую угрозу: «Самодержавие мистера Паргема» (1930) Г.Уэллса, «У нас это невозможно» (1935) С.Льюиса, «Война с саламандрами» (1936) К.Чапека и др. «Хаксли» (1932) и «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери (1953), считается одним из известнейших произведений в жанре антиутопии, предупреждающим об угрозе тоталитаризма.
Опыт построения нового общества в СССР и в Германии безжалостно высмеян в классических англоязычных антиутопиях «Прекрасный новый мир» (1932) О.Хаксли, «Скотный двор» (1945) и «1984 год» (1949) Дж.Оруэлла.
Общество показывается как тоталитарный иерархический строй, основанный на изощренном физическом и духовном порабощении. Общество, которое опирается на массовую культуру и потребительское мышление. Строй, пронизанный всеобщим страхом и ненавистью, где обыватели не живут, а существуют под неусыпным наблюдением «Старшего брата» глядящего с тысячи портретов, Верховного Контролера или власть анонимной бюрократии. В «новом мире», существует «министерство правды» – «руководящий мозг, чертивший политическую линию, в соответствии с которой одну часть прошлого надо было сохранить, другую фальсифицировать, а третью уничтожить без остатка».
В романе «О дивный новый мир» перед нами предстает общество, которое возникло по воле большинства, где царит строжайшая иерархия. Людей, еще не родившихся, уже делят на высших и низших путем химического воздействия на их зародыши. «Идеал распределения населения – это айсберг, 8/9 ниже ватерлинии, 1/9 – выше».
В одном варианте это идеология сталинизма, в другом – доктрина расового и национального превосходства, а в третьем – комплекс идей агрессивной технократии, которая мечтает о всеобщей роботизации. Но все эти варианты предполагают ничтожество человека и абсолютизм власти, опирающейся на идеологические концепции, которым всегда ведома непререкаемая истина и которые поэтому не признают никаких диалогов.
В большинстве произведений «антиутопические» общества показаны в период своего расцвета – и, тем не менее, дальнейшая селекция человеческого материала во имя высших целей в этих обществах продолжается. В оруэлловском антиутопическом мире социальная селекция осуществляется посредством «распыления»: «...Чистки и распыления были необходимой частью государственной механики. Даже арест человека не всегда означал смерть. Иногда его выпускали, и до казни он год или два гулял на свободе. А случалось и так, что человек, которого давно считали мертвым, появлялся, словно призрак, на открытом процессе и давал показания против сотни людей, прежде чем исчезнуть – на этот раз окончательно». Пожарные в антиутопическом обществе Р. Бредбери сжигают книги и – при необходимости – людей: «Огонь разрешает все!». Верховный Контролер из романа «О дивный новый мир» более гуманен. «Нарушителей спокойствия» он отправляет «на острова» – в общество им подобных.
Одна из незыблемых основ антиутопического произведения – это полная подчиненность Истины конкретным утилитарным нуждам общества. «Наука, подобно искусству, несовместима со счастьем. Наука опасна; ее нужно держать на цепи и в наморднике» – рассуждает Верховный Контролер. Главный герой романа, Гай Монтег, работает «пожарником» (что в книге подразумевает сожжение книг), будучи уверенным, что выполняет свою работу «на пользу человечеству». Капитан пожарных объясняет ему, что без книг не будет никаких противоречивых теорий и мыслей и никто не будет умней соседа. А с книгами – «кто знает, кто может стать мишенью хорошо начитанного человека?» «Почему огонь полон для нас такой неизъяснимой прелести? Главная прелесть огня в том, что он уничтожает ответственность и последствия. Если проблема стала чересчур обременительной – в печку ее».
Показательно отношение «новых миров» к истории. В «1984» прошлое постоянно подменяется, существуют целые центры по ликвидации не угодных исторических фактов. У Хаксли с прошлым поступают иначе. Историю выдают за совершенно бесполезную информацию, и действительно, проще отбить интерес, чем постоянно все ликвидировать. ««История – сплошная чушь»…
Во всех произведениях люди изображены потерявшими связь с природой, с интеллектуальным наследием человечества, друг с другом. Они спешат на работу или с работы, никогда не говоря о том, что они думают или чувствуют, разглагольствуя лишь о бессмысленном и пустом. Они обеспечены и в безопасности; они никогда не болеют, не боятся смерти, им не досаждают отцы и матери, дети или жены. Мысли, поступки и чувства у людей должны быть идентичны, даже самые сокровенные желания одного должны совпадать с желаниями миллионов других. Обитатели этого общества воспитываются на простых истинах, таких как «Свобода – это рабство. Незнание – сила. Война – это мир». Правительство ведёт войну, но никто не задумывается, с кем и для какой цели. Война в этом мире нужна не для власти над другими территориями, а для полного контроля внутри страны. Ежедневные «двухминутки ненависти», новостные сообщения, исполненные жестокими и ужасающими подробностями – все делается лишь для поддержания присутствия страха у населения.
Реальное в антиутопии – пространство надличностное, государственное, принадлежащее социуму, власти, которое может быть замкнутым, расположенным вертикально, создающим конфликт верха и низа.
Однако, несмотря на строго регламентированное, упорядоченное сознание большинства, в «идеальных» государствах есть специальные лица и учреждения (которые следят за соблюдением правил). Значит, правители опасаются, что кто-то может выйти из-под их контроля. Такие личности являются неотъемлемой частью антиутопии, без них не было бы основного конфликта, а, следовательно, и самого произведения. Это могут быть жители государства, пожарный» Гай Монтег, два «альфа-плюса» Бернард Маркс и Гельмгольц Ватсон или «иноземцы», как Спящий. Важно, что все они выступают против формы существования в «идеальном» обществе. В мире тупого конвейерного труда и столь же тупой механической физиологии свободный, естественный человек – экзотическое развлечение для толпы.
Сюжетный конфликт возникает там, где личность отказывается от своей роли в ритуале и предпочитает свой собственный путь. Без этого нет динамичного сюжетного развития.
Люди, способные критически мыслить, оказываются вне закона. «Я лучше буду несчастным, нежели буду обладать тем фальшивым, лживым счастьем, которым вы здесь обладаете» – говорит Дикарь, волею случая вывезенный из резервации, открывший для себя «Время, и Смерть, и Бога». Стремление к самосознанию и к свободному нравственному выбору в этом мире не может стать «эпидемией» – на это способны лишь избранные, и эти единицы в срочном порядке изолируются или уничтожаются.
Нет сомнений, что жанр антиутопии в наше время обретает все большую актуальность. Многие авторы антиутопических произведений первой половины ХХ века пытались предвидеть именно то время, в котором мы проживаем. Антиутопия же принципиально ориентирована на занимательность, «интересность», развитие острых, захватывающих коллизий. Антиутопия стала языком общения сохранивших достоинство «тоталитарных человеков».
В этих произведениях, наряду с неприятием коммунистической – и всякой иной – тирании, выражено общее чувство смятения перед возможностями бездушной технократической цивилизации. Антиутопия – разоблачает утопию, описывая результаты её реализации, разоблачает саму возможность реализации утопии или глупость и ошибочность логики и представления её проповедников.
Очень часто мерой антигуманности реализованной утопии оказывается неспособность понять ценность и постичь смысл традиционной литературы – включаю саму антиутопипическую литературу. В дивном мире никто не смог бы понять «О дивный мир», «451 по Фаренгейту». Если утопия предлагает читателям вглядеться в мир, который раньше или позже станет для них своим, антиутопия побуждает читателей рассмотреть мир, в котором им никогда не будет места. В произведениях показана сущность человеконенавистничества как в коммунизме, в его вульгаризированном понимании, так и в капитализме. Он направлен, в том числе, и на критику западного общественного устройства и потребительского отношения в обществе.
| | | | | | | | | 10 | | |
Ю. А. Жаданов
Харьковский национальный университет им. В. Н. Каразина
пл. Свободы, 4, г. Харьков, 61077
АНТИУТОПИЯ ХХ ВЕКА: ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ
http://sevntu.com.ua/jspui/bitstream/123456789/102/1/Fhilolog. 76.2005.123-134.pdf
Рассмотрено развитие жанра антиутопии первой половины ХХ века.
Рубеж веков (XIX и XX) - это время качественного изменения в тандеме утопия-антиутопия, когда позитивная утопия теряет былое первенство и уступает место негативной утопии. XX век становится периодом обретения антиутопией своего окончательного жанрового оформления и закрепления за ней места главенствующего и преобладающего жанра эпохи. Анализу основных дискуссионных проблем зарождения и развития жанра антиутопии ХХ века посвящена настоящая работа.
Целью данной статьи является исследование основных произведений, лежавших в основании жанра, вычленение характерных жанровых черт, определивших лицо антиутопии ХХ века.
Проблемы утопии/антиутопии являются одним из актуальных проблем современного зарубежного и отечественного литературоведения.
В настоящей работе мы использовали точки зрения виднейших исследователей утопического (Баталов Э., Гальцева Р., Голдинг В., Казак В., Любимова А., Мангейм К., Рейли П., Фромм Э., Чаликова В.) .
После первой мировой войны для жанра утопии наступил глубокий кризис. "Эта война, - писал Э. Фромм в "Послесловии к роману Дж. Оруэлла "1984", - ознаменовала начало процесса, которому предстояло в сравнительно короткое время привести к разрушению двухтысячелетней традиции надежды и трансформировать ее в состояние отчаяния" . Из этого кризиса социально-исторической надежды и рождается негативная утопия ХХ века. Издавна существовавшая антиутопическая традиция, "лишь в ХХ веке возникает как массовое явление, как продукт определенного типа сознания, обладающий собственной художественной ценностью" . При этом негативная утопия ХХ века с начала своего возникновения была окрашена в трагические тона.
Этому способствовало:
1) возрастание научно-технического прогресса и связанной с ним проблемы дегуманизации личности;
2) до предела обострившиеся социально-политические противоречия ХХ века. Все это привело к тому, что 20 - 40-е годы нашего столетия стали эрой негативных утопий.
Наиболее знаменитые и этапные антиутопии первой половины ХХ века - романы "Мы" Е. Замятина, "О дивный новый мир" О. Хаксли и "1984" Дж. Оруэлла.
Евгений Иванович Замятин (1884 - 1937) - выдающийся русский писатель, автор "гениального, провидческого описания тоталитарной системы, в которой царит вера в регулируемость всех событий посредством диктата разума и принцип уравнения всех подданных" , по единодушному признанию критики, первым в ХХ веке предпринял попытку художественно воссоздать общество осуществленных утопических идеалов, используя опыт классической утопии и собственные выводы осмысления современной ему действительности: "Мы" предопределил развитие жанра «антиутопия", дал толчок к развитию основной ведущей ее проблематики - трагическая, роковая судьба личности в условиях тоталитарного общественного строя" .
Замятин пишет свой знаменитый роман в 1920 году, когда, казалось, весь мир сошел с рельсов и несется в неизведанное, когда утопии прошлого начинают обретать реальные трагические черты настоящего. Роман создается в эпицентре этих превращений. Военный коммунизм, послевоенная разруха, пролеткультовские идеи техницизма и коллективизма, воспоминания автора о машинизированной Англии, где до революции он строил ледоколы, - все это стало основой для создания странного фантастического мира Единого Государства.
При этом "Мы" резко отличается от предшествующей утопической традиции. Замятин осознает себя автором другого жанра, создателем новой модели воображаемого совершенного мира, давшей традиционной утопической мысли о возможном будущем антиутопическое осмысление. Подобное уже встречалось в литературной истории в творчестве Аристофана, Гоббса, Рабле, Свифта, Джонсона, Мандевиля, Батлера, Уэллса и др. Но антиутопические мотивы у них проступали то в виде пародии, то в виде вкраплений в крупные произведения иного жанра, то носили характер описания одной из многочисленных стран, которые посещает главный герой.
Главное, что во всех этих книгах изображаемое общество не представало в виде законченной, сложившейся системы, охватывающей все сферы человеческой жизни. Эти книги не давали цельной картины идеального несовершенного жизнеустройства. Кроме того, во всех предшествующих произведениях антиутопического корректива происходило развенчание конкретных утопических проектов, но не утопической установки в целом. Это впервые сделал Е. Замятин.
Замятин, подобно Мору, является первооткрывателем, закладывающим основы нового осмысления утопической проблематики и поэтики. Он, по словам Р. Гальцевой и И. Роднянской, "задает тут некий эталон" . Основой для писателя является двухтысячелетняя история развития утопической литературы от Платона до Уэллса, которую он отлично знал и с которой вступает в открытую полемику. В первую очередь изменяется целевая установка. Традиционная ориентация на условно-позитивный идеал заменяется нацеленностью на условно-негативный. Замятинское Единое Государство согласно утопической традиции воплощает идеал совершенного государственного устройства с людьми-нумерами и палачом-Благодетелем во главе. Цена совершенства - идеальная несвобода, причем воспринимаемая большинством как должное.
"Архетип жанра", как называла роман "Мы" В. Чаликова, заложил основы последующего развития жанра. Изображение личности во взаимодействии с враждебным ему обществом вызвало появление романного конфликта и романной проблематики. Конфликт основывается на взаимоотношениях двух главных героев - Д-503 и I-330. Любовь героев, по нашему мнению, не более чем, прием, направляющий внимание читателя к главному конфликту - драме идей. Романная проблематика реализуется в конфликтной ситуации: личность и социум, выходящий на уровень философско-художественного осмысления Природы, Человека, Истории.
Замятин-новатор взрывает канонический, статический строй классической утопии. В противовес статичности выдвигается "ересь" и поэтому антиутопия Замятина - не образ сложившегося общества, а изображение того момента в его циклическом движении, когда пришел час нового взрыва. Роман начинается в преддверии больших, сущностных перемен в душе героя Д-503 и в обществе. Статичное описание идеальных государств у Мора, Кампанеллы, Бэкона, Беллами, Морриса сменяется у Замятина динамикой действий. Герой оказывается втянутым в бурные, разнообразнейшие события (любовное увлечение, внутренний бунт, косвенное участие в подготовке восстания, лоботомия, примирение с властью), в результате которых нарушается привычное, математически выверенное течение жизни Единого Государства.
Замятин во всем выступает новатором. Поэтому он в корне "ломает" традиционную форму построения утопического романа. Классические формы диалога (Мор, Кампанелла) или описательного повествования (Верас, Батлер, Моррис, Беллами, Уэллс, Верн) заменяется у автора "Мы" на дневниковую форму. Справедливости ради следует сказать о том, что форма дневника уже была использована Д. Дефо в романе "Робинзон Крузо", но и там повествование носило все тот же размеренный описательный характер. Роман Е. Замятина представляет собой ряд записей в дневнике главного героя Д-503. Отрывочности записей соответствует и члененность повествования. Текст романа распадается на отдельные осколки (конспекты-записи героя), соединенные рукой мастера, они превращаются в мозаику нового мира, рожденного фантазией художника.
Еще одна особенность романа Замятина - ее трагическая доминанта, осознание страшных последствий для человечества возможных реализаций утопических проектов. Это станет довлеющей чертой во всей последующей утопической литературе. Роман "Мы" может быть назван "контрутопией" по отношению к предшествующей утопической традиции. При этом Замятин спорит не непосредственно с авторами известнейших утопий, а с утопической установкой в целом, разоблачает бесчеловечный характер реализации утопических проектов. Таким образом, можно говорить об абсолютном всеобъемлющем характере антиутопии Замятина.
Очередной вехой на пути развития антиутопии первой половины ХХ века стало творчество О. Хаксли. Высшим взлетом писательской карьеры Олдоса Леонарда Хаксли (1894 - 1963), крупнейшего английского писателя ХХ века, стала сатирическая антиутопия "О дивный новый мир" ("Brave new world") (1932), изображающая бездуховное, машинизированное, технократическое общество будущего. Основную идею писатель заимствовал из работы Б. Рассела "Научное мировоззрение". В интерпретации Хаксли научно-технический прогресс приводит к деградации личности, профанации искусства, полной атрофии чувств. "О дивный новый мир" создавался Хаксли в полемике с:
1) литературными утопиями технократического толка (прежде всего с утопиями Г. Уэллса);
2) широким внедрением автоматизации и стандартизации в жизнь современного ему западного общества.
"Проницательный и циничный" Хаксли, как назвал его Э. Я. Баталов , споря с "Современной утопией" Г. Уэллса, не просто использует находки великого фантаста, но едко с сарказмом обыгрывает их, доводя до абсурда.
Прослеживая прямых предшественников Хаксли в выбранном направлении, кроме уже названного Г. Уэллса, можно назвать роман М. Шелли "Франкенштейн, или Современный Прометей" (1818) и роман С. Батлера "Едгин" (1872). Но главным предтечей Хаксли критики единодушно называют роман Е. Замятина "Мы". Свои основные темы автор "Дивного нового мира" взял у Замятина, но ничего не повторил, а талантливо развил и дополнил, придал ему "западный" колорит. Кроме того, Хаксли, идя вслед за Замятиным, повторяет, но на новом, более высоком уровне, разработку и доведение до абсурда основных положений классической утопии.
Общества, нарисованные Е. Замятиным и О. Хаксли, замкнуты в себе как социальные структуры. Эти миры выключены из исторического движения и локализованы в пространстве (обе черты присущи совершенным обществам в позитивной утопии). Локальность имеет в романах зрительно осязаемые формы: Зеленая Стена у Замятина и Ограда у Хаксли. В "Дивном новом мире" границы совершенного государства приобретают символический и трагический характер: ограда, повсеместно усеянная костями и трупами животных, погибших от высокого напряжения, олицетворяет собой непреодолимую преграду между миром живой природы и искусственным совершенным миром.
Сюжет романов Замятина и Хаксли, по мнению А. Любимовой, "заключает в себе энергию отрицания концепции застывшего времени" . Действительно, оба автора-антиутописта восстают против совершенных обществ, которые в силу своей завершенности, самодостаточности становятся тормозом поступательного развития человечества.
Характерной чертой Единого и Мирового государств является мифологизация социального сознания, подмена разума верой, ярким проявлени- ем чего является обожествление Благодетеля у Замятина и Главноуправителей у Хаксли.
Эпиграфом к роману Хаксли стали знаменитые слова Н. Бердяева ("утопии страшны тем, что они сбываются"), которые определили основную задачу книги - развенчание утопии путем воссоздания всех ее положений для наглядного показа того, к чему ведут стихийные попытки реализовать утопию на высочайшем техническом уровне будущего фантастического общества.
Сюжетная линия романа Хаксли отличается математической точностью и завершенностью. Показав вначале соты этого человеческого улья - Инкубаторий и Воспитательный центр, разъяснив глубинную основу этого нового мира, Хаксли в ярких объемных картинках повседневной жизни своих героев дает почувствовать, как и чем живут эти гомункулусы. После этого автор подает картину запредельного мира - мира мексиканской резервации, противопоставленного послефордовскому государству. Столкновение этих двух миров и составляет основу сюжета романа "О дивный новый мир". Представители свободного мира Джон (Дикарь) и Линда вместе с приехавшими к ним на экскурсию жителями Мирового Государства Бернардом Марксом и Линайной Краун отправляются в Дивный новый мир. В этом сюжетном повороте Хаксли идет дальше Замятина, который только издали, в проеме взорванной Зеленой Стены, показал нам полудиких жителей мира живой природы. И это удачная находка, т. к. дает возможность увидеть Новый мир глазами постороннего, т. е. увидеть его со стороны.
Как и Замятин, Хаксли строит свой роман как художественно-философское осмысление возможности реализации утопических проектов. Сатирическое описание социальных структур, которые претендуют на совершенство, без художественного их воплощения представляли бы собой бледную иллюстрацию нежизнеспособности тех или иных тоталитарных режимов. Художественность, как и в романе Замятина, возникает на основе романного конфликта. В центре такого конфликта стоит человек, который противостоит тоталитаризму как системе, чуждой человеческой природе. Так и строятся романы "Мы" и "О Дивный новый мир". Здесь есть столкновение антагонистических сил, носителями которых выступают герои и есть конфликт, который разворачивается и фабульно, и в сознании главного героя (у Замятина - Д-503). Хаксли с образом Дикаря связывает основной конфликт произведения, который носит тройственный характер:
1) конфликт Дикаря с окружающим, шокирующим его миром (социальный);
2)конфликт с Линайной (любовный);
3) конфликт с Мустафой Мондом (идейный).
Романный конфликт в "Дивном новом мире" усложняется, т. к. представлен не одним, а тремя героями, что позволяет автору внести различную идейную направленность и индивидуальную окрашенность традиционного антиутопического конфликта Личности и Общества. Образом Дикаря представлен конфликт "естественного человека" с противоестественным человеческой природе совершенным миром. Конфликт Гельмгольца с идеальным обществом проистекает еще с утопии Платона, в которой не было места одаренным творческим личностям. Неприятие нового мира Бернардом начинается на почве комплекса неполноценности из-за нестандартной внешности и перерастает в глубокий философский конфликт, затрагивающий общечеловеческие проблемы.
Проведенный краткий обзор романов "Мы" и "О дивный новый мир" позволяет сделать следующие выводы:
1. Е. Замятин и О. Хаксли продолжили многовековую утопическую традицию в ХХ веке. Усилиями авторов антиутопический корректив, существовавший параллельно с позитивной утопией (Аристофан, Т. Гоббс, Дж. Свифт, Вольтер, С. Джонсон, Б. Мандевиль, С. Батлер, Г. Честертон, Р. Киплинг, Э. Фостер, Р. Нокс, К. Чапек) получает законченный, сформировавшийся вид.
2. "Мы" и "О дивный новый мир" воплотили основные черты негативной утопии, ставшие в последующем традиционными:
В негативной утопии изображается традиционно совершенное общество, в котором автор на современном материале реализует основные положения позитивной утопии, придавая им законченный абсурдный вид;
Изменяется основной художественный конфликт произведения: вместо традиционного (между мечтой и действительностью) на первое место выдвигается конфликт между Личностью и Системой;
Основной конфликт реализуется в произведениях на примере ряда отдельных конфликтов героев с Системой, при этом каждый из них приобретает свою окрашенность (в "Дивном новом мире": Гельмгольц (свобода творчества), Дикарь (свобода выбора), Линайна (болезнь любви), Бернард (комплекс неполноценности из-за нестандартной внешности); в "Мы" I-330 (идейные разногласия с Системой), О-90 (жажда материнства), R-13 (место поэта в государстве));
Главное место в романах Замятина и Хаксли занимает проблема счастья и свободы человеческой личности: реализация идеала счастливой, обеспеченной жизни на практике оказывается профанацией мечты и счастья, ведет к тоталитарному бесчеловечному обществу.
Следующим, важнейшим, этапом развития антиутопии становится роман Дж. Оруэлла "1984", в котором писатель поставил целью исследовать природу и губительные последствия тоталитаризма, одного из ужаснейших, по его мнению, порождений нашего столетия.
Тоталитаризм в романе Дж. Оруэлла "1984" предстает как законченная система, охватывающая все стороны человеческого бытия. Писателю удалось собрать воедино все, даже самые незначительные негативные штрихи предшествующих, настоящих и возможных образцов тоталитарных режимов человечества. Поэтому роман "1984" по праву может быть назван энциклопедией тоталитарной идеи человечества. Задача разоблачения тоталитаризма сказалась на своеобразии проблематики и поэтики романа "1984", определила композиционное построение произведения, существенно повлияла на образную систему, придала особую напряженность сюжету. Проблема тоталитаризма определила тематику романа - существование личности в условиях полной несвободы.
Произведение состоит из трех частей, каждая из которых является этапом становления и развития главного героя. Динамичный, развивающийся герой - итог творческих исканий писателей утопистов ХVШ-ХIХ веков - у Оруэлла приобретает новые характерные черты. Если у Дефо герой - олицетворение все возрастающих возможностей человека, у Свифта - носитель авторской идеи скептического отношения к человечеству (в последних двух книгах "Путешествий..."), у Морриса - герой-автор, с восторгом вживающийся в мир совершенных человеческих отношений будущего, у Уэллса - герой-скептик, с опаской относящийся к техническим возможностям развивающегося человечества, то у Оруэлла - герой подается не столько в динамике действий или событий, сколько в развитии собственного "я", обретении оригинального взгляда (рокового для героя) на происходящее, приведшего героя к конфликту с обществом. Поэтому и повествование Оруэлл строит как историю зарождения, жизни и гибели Человека и Личности. Этим этапам соответствуют три главы романа. Первая вводит нас в мир одиночества и беспросветности существования человека в мире тотальной власти государства над гражданами. Вторая посвящена описанию любви главного героя, обретению им чувства собственного достоинства, смешанного с горьким чувством своей обреченности. Третья раскрывает мир пыток и истязаний, которым подвергается герой и его возлюбленная, в Министерстве любви. По сути дела, это ад Океании. Но в отличие от "Божественной комедии" Данте, где "Ад" является первой частью произведения, завершающегося описанием рая, страшный мир "1984" логично венчается описанием ада, к которому неминуемо и закономерно приходят все персонажи Оруэлла.
Сюжетное построение романа также задано идейно-тематической направленностью. Причем, сюжет раскрывается не как система событий, составляющая содержание действия, а как история возникновения, развития, становления и гибели характера главного героя, переданная в конкретных событиях. Повествование имеет скачкообразный характер. Автор не дает целостной, последовательной картины жизни героя. Он рисует лишь важнейшие, определяющие ее моменты. Но от этого повествование не становится усеченным и ущербным, ибо недостающие части мы с легкостью восстанавливаем по мелким замечаниям, разбросанным в тексте и, таким образом, обретаем целостное впечатление о происходящем.
Главную нагрузку художественного воплощения идей автора несет на себе система образов, недаром прозу нередко называют мышлением в образах. И здесь, на уровне героев, наблюдается значительное отличие Оруэлла от предшествующей утопической литературы. Герои в классических утопиях статичны, безжизненны, нет характеров, нет личностей, они - лишь иллюстрации, приложение к теоретическим умопостроениям автора. Подобное положение коренным образом изменяется, когда акцент на приоритетное изображение общественных институтов нового общества и идеальной государственности, присущих ранней утопии, смещается в сторону всестороннего раскрытия внутреннего мира человека в новом совершенном обществе. В более поздних утопиях С. Батлера, Э. Булвер-Литтона, Э. Беллами, У. Морриса образы теряют былой схематизм, наделяются авторами живыми человеческими чертами и переживаниями, но они все еще остаются статичными, со стандартным набором положительных или отрицательных качеств. По-иному изображаются действующие лица у Замятина и Хаксли. Им свойственны человеческие эмоции, ощущается "вырисовка" характеров, каждый из персонажей предстает в своем, только ему присущем обличии. Более того, мы видим идейный рост героев, изменение их мировоззрения под влиянием тех или иных событий. Но все их существование "искусственно - бесчеловечно" , и мы, читатели, смотрим на них как бы со стороны. Для нас они лишь загадочные существа, хитро устроенные игрушки, вроде механического соловья. Герои Оруэлла воспринимаются как живые, несмотря на фантастический мир, в котором они живут, читатель им сопереживает, жалеет или ненавидит.
Следует отметить особую роль Дж. Оруэлла в развитии утопической литературы первой половины ХХ века, выразившуюся в:
1) высокохудожественном решении собранных воедино основных проблем предшествующей утопической традиции и злободневных вопросов современности;
2) перенесении акцентов художественного повествования с тщательного воссоздания социально совершенных государств (позитивная утопия) или критического осмысления утопических идеалов (антиутопия) на изображение катастрофических последствий их полного воплощения в жизнь, пристальное внимание к трагической судьбе Личности в подобном мире до конца осуществленной утопии;
3) придании негативной утопии завершенного, канонического вида:
Идеально несовершенное общество Оруэлла носит ярко выраженный тотальный человеконенавистнический характер. Тоталитаризм, как наиболее страшное явление современной эпохи, становится главным объектом исследования в романе, определяет проблематику и поэтику произведения;
Конфликт в романе носит внешний и внутренний характер:
1) внешний определяется противоправными поступками героя;
2) внутренний определяется преступными мыслями героя;
Своеобразие сюжета заключается в том, что он предстает не как последовательная система событий, а как история возникновения, развития, становления и гибели Личности в обществе обезличенных граждан;
Неизмеримо вырастает роль, значение и философское осмысление главного героя: он является идейным центром, вокруг которого формируется сложная, разноплановая система образов, призванная дать энциклопедически исчерпывающую характеристику внутреннего мира тоталитарного государства насилия;
Важнейшей чертой не только романа Оруэлла, но и всех произведений негативной утопии первой половины ХХ века, становится пространственно-временная узнаваемость, что знаменует собой переход от традиционно утопического абстрагированного изображения идеального государства к воссозданию реалий современности, сатирически гиперболизированных и приобретших обобщающий характер;
Новаторский характер романа "1984" в трактовке традиционных утопических проблем проявляется кроме вышеперечисленного также и в:
а)создании теории сверхтоталитарного общества (книга Голдстейна);
б) разработке особой философии власти в ХХ веке;
в) вербальном воссоздании особого языка тоталитарного общества - Новояза;
г) в придании политическим проблемам художественного звучания;
Оруэлл создает особый тип художественности: исконно существование в утопических произведениях публицистическое, фантастическое и реалистическое начала в романе "1984" соединяются в некоем синтезе, отразившем новый этап в развитии жанра.
Новаторство Оруэлла ярко проявилось в жанровом своеобразии его произведений. Творческие поиски писателя сказались в обогащении и усложнении художественной формы двух его последних творений, в которых Оруэлл проявил явное стремление к полижанровости, то есть к синтезу различных жанровых тенденций. На становление антиутопических произведений Оруэлла оказали влияние классическая утопия, научная фантастика и публицистика. Отсюда проистекает специфическая художественная структура романа-антиутопии "1984", сочетающего в себе черты: научной фантастики, социальной утопии, философского и сатирического произведения, публицистики и научного, исторического документа.
Негативноутопический роман "1984" носит элементы политического, антивоенного произведения, научного трактата, романа-предупреждения. Такой синтез возможностей различных жанровых типов является характерной особенностью произведений осуществленной утопии первой половины ХХ в., свидетельствующей о ее жанровой емкости и гибкости. Все это придало последним произведениям Оруэлла неповторимое звучание, позволило автору в доступной и занимательной форме донести до читателя всю сложность волнующих его проблем современной жизни и что, в конечном итоге, определило неубывающий интерес читателя к книгам Оруэлла.
Таким образом, в великой тройке антиутопистов первой половины ХХ века творчество Оруэлла вполне заслуженно занимает главенствующее положение.
Благодаря творчеству Дж. Оруэлла, О. Хаксли и Е. Замятина жанр утопии в ХХ столетии приобретает статус большой литературы. Роман „1984” Дж. Оруєлла, по-нашому мнению, максимально реализовал художественные возможности жанра негативной утопии и сделал невозможным его дальнейшее существование в классическом виде. Многообещающим и перспективным направлением в дальнейшей разработке поднятой темы, нам видится исследование влияния великой тройки на последующее развитие жанра, его трансформации и функционирование во второй половине ХХ века (У. Голдинг "Повелитель мух", Ж. -Л. Кюртис "Святой в неоновом свете", Р. Брэдбери "451 по Фаренгейту", К. Воннегут "Механическое пианино", Э. Берджес "Механический апельсин" и др.).
Библиографический список
1. Fromm E. Afterword to G. Owell"s "1984"/ E. Fromm. — N. Y., 2002. — P. 257-315.
2. Reilly P. The literature of guilt: From Gulliver to Golding / P. Reilly. — Basingstoke: L.: Macmillan, 1988. — 178 р.
3. Баталов Э. Я. В мире утопии / Э. Я. Баталов. — М.: Политиздат, 1989. — 319 с.
4. Казак В. Лексикон русской литературы ХХ века / В. Казак. — М.: РИК "Культура", 1996. — 492 с.
5. Гальцева Р. Помеха-человек: Опыт века в зеркале антиутопий / Р. Гальцева, И. Роднянская // Новый мир. — 1988. — № 12. — С. 217-230.
6. Любимова А. Ф. Диалектика социального и общечеловеческого в романах О. Хаксли "О дивный новый мир" и Е. Замятина "Мы" / А. Ф. Люби- мова // Традиции и взаимодействия в заруб. лит. XIX-XX вв. Меж- вуз. сб. науч. тр. — Пермь, 1990. — С. 107-113.
7. Чаликова В. Утопия и свобода / В. Чаликова. — М.: Весть-Вимо, 1994. — 184 с.
8. Golding W. Utopias and Antiutopias / W. Golding // A Moving Target. — N. Y., 1984. — P. 180-186.
9. Мангейм К. Диагноз нашего времени / К. Мангейм. — М.: ТЕРРА, 1994. — 203 с.
1. Понятие "утопии" и "антиутопии" в мировой литературе.
2. Основные черты, тематика и проблематика романа-анти-утопии.
3. Общий обзор романов Е. Замятина "Мы", Дж. Оруэлла "1984", О. Хаксли "Дивный новый мир".
4. Жанр антиутопии в украинской литературе.
Понятие "утопии" и "антиутопии" в мировой литературе
Литературный жанр антиутопии стал своеобразной летописью трагедии, предупреждением обществу об опасности духовной деградации и насилия. Антиутопия - это спутник утопии.
Слово «утопия» означало прекрасное, но невыполнимая будущее с элементом социальной мифологии. Утопия трактовалась как страна, которая была совершенной, страна мечты о счастье, изображение совершенного общественного строя, лишенного научного обоснования; произвольное конструирование идеалов; общее название планов, проектов для реализации которых нет практических оснований, невыполнимые планы социальных преобразований; совокупность социальных идей, лозунгов, целей, которые имеют оттенок популизма.
Н. Бердяев назвал утопию "проклятием нашего времени". Появилось это слово по воле английского писателя и общественного деятеля Томаса Мора, назвал написанную на латыни в 1515-1516 годах книгу "Утопия", образовав это слово из двух корней "и" и "topos" (то есть место, которого нигде нет) , а, возможно, из других корней - "иен" - благо и "topos" - место (то есть блаженное место).
В "Утопии" Томас Мор описал идеальную, с его точки зрения, государство, где все построено по законам разума, где все люди равны и уравнены во всем: в работе, отдыхе, даже одежде; где все регламентировано и все подлежало строгому расписанию и соблюдать дисциплины. Утопия Т. Мора - страна счастья, возможного на земле, к тому же была заселена обычными земными людьми, только очень разумно организованными.
Утопия как одна из своеобразных форм общественного сознания воплотила в себе такие черты:
o осмысление социального идеала;
o социальная критика существующего строя;
o стремление бежать от мрачной действительности;
o попытки предсказать будущее общества.
Первоначально история утопии тесно переплелась с легендами о "золотом веке", о "острова блаженных", а также с различными теологическими и этическими концепциями.
Затем, во времена античности и в эпоху Возрождения, она приняла форму описания совершенных обществ, которые якобы существовали где-то на земле или существовавших в прошлом, в XVII-XVIII вв. большое распространение получили различные утопические трактаты и проекты социальных и политических реформ. В середине XIX века, а особенно в XX веке, утопия все больше превратились в специфический жанр полемической литературы, посвященной проблеме социальных ценностей.
Утопия как литературный жанр - это абстрактная модель идеальной социальной системы, которая отвечала представлениям писателя о гармонии человека и общества. Корни жанра достигали фольклора, библии, философских трактатов и других произведений.
Эволюционный обзор утопии позволил проследить жанровые преобразования, которые понесла утопическая литература в течение веков.
Развиваясь сначала как публицистический и научный трактат (Платон "Государство", Мор "Утопия", Т. Кампанелла "Город Солнца", Ф. Бэкон "Новая Атлантида", С. Хартлиб "Макария", Дж. Уинстенли "Закон свободы", Дж. Харрингтон "Океания", В. Гудвин "Исследование о политической справедливости"), утопия, начиная с XVIII века, стала действительно художественным произведением и часто выступает в жанре романа (Д. Дефо "Робинзон Крузо", Л.-С. Мерсье " 2240 ", Дж. Свифт" Путешествия Гулли-вера ", Э. Кабе" Путешествие в Икария ", Э. Беллами" Сто лет ", В. Моррис" Весть ниоткуда »). Утопические экскурсы находим, например, в романе Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль", в пьесе Шекспира «Буря».
У Платона произведение назывался "Государство", в нем автор показал государство, которое считал вершиной совершенства:
o жесткий разделение труда;
o четкое соблюдение принципа абсолютной власти;
o постоянная готовность к войне;
o насильственно поддерживаемая стабильность, потому что любое изменение нарушает порядок, установленный раз и навсегда.
Различные варианты земных утопий предлагали человечеству время от времени в течение последующей его истории ("Город Солнца" Т. Кампанеллы, "Новая Атлантида" Ф. Бэкона).
Самой главной проблемой утопической литературы в XX веке стала проблема осуществимости-неосуществимости утопии, которая, в общем, привела к проявления антиутопии.
По сравнению с положительной классической утопией проблема определения антиутопии осложнилось тем, что она и до сих пор не имела единого названия: в трудах современных ученых в различных соотношениях употреблялись термины "какотопия" (плохое место, государство зла), "отрицательная утопия" (альтернатива положительной утопии), "контрутопия" (сознательное противопоставление другой, написанной ранее утопии), "дистопия" (плохое место, перевернутая утопия), "квазиутопия" (мнимая, ложная утопия) и другие.
Антиутопия существовала как явление философско-художественной мысли с античности, то есть с того времени, когда возникла сама утопия.
Антиутопия появилась тогда, когда государство и общество оказались свои черты, стали опасными для человека, не способствовали прогрессу. Это критическое изображение государственной системы, не соответствовало принципам механизма. В антиутопии всегда выражался протест против насилия, абсурдного социального устройства, бесправного положения человека. Авторы антиутопий, ссылаясь на анализ реальных общественных процессов, с помощью фантастики пытались предусмотреть тем самым об опасных последствиях существующего порядка или утопических иллюзий.
Однако в отличие от острой критики социальной действительности антагонистическое общество антиутопий по своей сути практически стало сатирой на демократические и гуманистические идеалы, оно призвано морально оправдать исторический социальный строй, который выливается в прямую или в дополнительную аналогию антагонистического общества.
Формально антиутопия ведет свое начало от сатирической традиции Дж. Свифта, Ф. Вольтера, И. Ирвина, С. Бутлера.
Антиутопические элементы находим:
o в комедиях Аристофана (как сатиру на утопическое государство Платона)
o в произведениях многих писателей XVII-XVIII века как своеобразную поправку в реальность к утопии Т. Мора, Ф. Бэкона, Т. Кампанеллы, где они в большинстве случаев выступали лишь как сатирический вспомогательное средство деологичного и практического комментария к утопических построений
o в фантастических произведениях писателей XIX века (М. Шелли "Франкенштейн", С. Батлер "Эдин", "Возвращение в Эдин", Г. Уэллс "Машина времени", "Современная утопия" и другие). Другой подход акцентировал внимание на возникновении антиутопии как массового явления, как сложившегося литературного жанра. К антиутопии первой половины XX века традиционно относили романы "Мы" Е. Замятина, "Солнечная машина" В. Винниченко, "Котлован" А. Платонова, "Этот удивительный мир" О. Хаксли, "Бессмысленная погоня" Ф. Уррен, «1984 "Дж. Оруэлла.
В XX веке антиутопия получения еще большее распространение. Англичанин Ч. Уолли, который написал книги "От утопии к кошмара", заметил: "Все уменьшающий процент воображаемого мира - это утопии, возрастающий его процент - кошмары". Причины такого поворота утопической литературы, прежде всего, обусловлены сложностью исторического процесса развития человечества в XX веке, насыщенном потрясениями за относительно короткое время, равный жизни одного поколения, вобравший в себя экономические кризисы, революции, мир и колониальные войны, возникновение фашизма, противоречивых последствий НТР, стала прочным двигателем математического прогресса и которая обнаружила катастрофическое отставание социального и духовного прогресса в буржуазном мире. Логическим следствием подобных настроений и стала переориентация социально-утопической литературы на антиутопию. Она в изображении будущего исходит из принципиально других посланий, хотя и дает подобно утопии более развернутую панораму общественного будущего.
Страх буржуазии перед коммунизмом и социализмом, воплотивших в себе основные идеи утопистов, нашел свое выражение в антиутопии, но уже явно реакционного толка. Среди них произведения, проникнутые чувством всемирного пессимизма и неверия в человека, изображая страшные последствия технизации, которые критиковали традиционные утопические и социалистические представления о будущем обществе и выражали открыто антикоммунистические взгляды авторов.
Классическую антиутопию характеризовали абстрактность, художественные модели идеального общества, установка на результат социального развития, принцип пространственно-временной символичности, повышенная эмоциональность стиля. Мир будущего в антиутопии представлен хуже, чем тот, который критикуют, настоящий. Антиутопия показывает картину трагической реальности, апокалиптического бытия, поэтому если утопия представляет собой позитивную модель социальной системы, то антиутопия дает полное отрицание и действительного, и возможного варианта будущего.
Фантастика составила основу поэтики антиутопии, но не любой фантастическое произведение является антиутопией. Фантастика выполнила в антиутопии две функции:
o фантастические ситуации помогли раскрыть несовершенство существующего порядка;
o показала негативные последствия тех или иных общественных процессов.
Но антиутопия перестала быть антиутопией вне связи с реальностью и социальной проблематикой.
Антиутопия в самом смысле - это критическое изображение государственной системы, которая противоречило принципам подлинного гуманизма. В антиутопии выражен протест против насилия, абсурдного существующего строя, бесправного положения личности. Авторы антиутопий, опираясь на анализ реальных общественных процессов, с помощью фантастики пытались предсказать их развитие в будущем, предупредить тем самым об опасных последствиях существующего порядка.
Таким образом, утопия и антиутопия имели общее прежде всего в своем генезисе, их объединяло комплекс социально политических проблем, среди которых, как человек и общество, личность и государство, свобода и насилие, и другие, которые имеют философский характер. Существенной особенностью утопии и антиутопии является то, что они моделируют определенный тип государственного устройства. Утопия и антиутопия как художественные модели ориентированы на исследования социальной системы государственного устройства, на изучение состояния человека и отношений между людьми в тех или иных условиях.
Важным признаком утопии и антиутопии стал ее прогнозируя характер. Они нацелены на реальность, которую нужно изменить, указали, как надо проводить эти изменения.
Антиутопия XX века представлена литературами многих стран: самые известные романы-антиутопии принадлежат английским авторам О. Хаксли «О дивный новый мир» (1932), Д. Оруэллу «1984» (1949); в России дань жанру отдал Е. Замятин («Мы», 1923), в Америке - Р. Брэдбери («451 по Фаренгейту», 1953). Особым типом антиутопического романа стала книга Уильяма Голдинга «Повелитель мух» (1954).
«Мы» - роман-антиутопия Евгения Замятина с элементами сатиры (1920). Действие разворачивается приблизительно в тридцать втором веке. Этот роман описывает общество жёсткого тоталитарного контроля над личностью (имена и фамилии заменены буквами и номерами, государство контролирует даже интимную жизнь), идейно основанное на тейлоризме, сциентизме и отрицании фантазии, управляемое «избираемым» на безальтернативной основе «Благодетелем».
«Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные и благодушные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики» (статья «Я боюсь»). Это было писательское кредо Замятина. И роман «Мы», написанный в 1920 году, стал художественным его воплощением.
Роман построен как дневник одной из ключевых фигур гипотетического общества будущего. Это гениальный математик и главный инженер новейшего достижения технической мысли - космического корабля «ИНТЕГРАЛ». Как сознательный гражданин, Д-503 (имён больше нет - люди названы «нумерами», гладко бреют голову и носят «юнифу», т.е. одинаковую одежду, лишь цвет которой указывает на принадлежность к мужскому или женскому полу) доходчиво и подробно описывает жизнь при тоталитаризме на примере своей собственной. В начале он пишет так, как обычно мыслит человек, пребывающий в блаженном неведении относительно любого другого образа жизни и общественного строя, кроме заведённого властями в его стране. С самого начала видно, что государство всё-таки не смогло полностью вытравить из людей человеческое. Так, по-прежнему существует привязанность к близким. В частности, главный герой предпочитает проводить свои «сексуальные часы» с О-90 - розовощёкой, пышнотелой и невысокой девушкой, которая и сама не стремится подавать заявку на кого-то, кроме Д-503. Однако и у неё есть ещё один половой партнёр - поэт R-13. Но они с Д-503 дружат, и в своём дневнике Главный Строитель называет О и R своей семьёй.
После встречи с женским нумером I-330 (худая, сухая и жилистая актриса) жизнь Д сильно меняется. С первого знакомства с ней герой чувствует неосознанную угрозу своей прежней жизни. I-330 проявляет настойчивость, и их встречи происходят всё чаще - в том числе в неположенное время (когда все на работе). Нарушает герой по магнетической воле I и другие законы Единого Государства: она даёт ему попробовать алкоголь и табак (в Едином Государстве любые вызывающие привыкание вещества строжайше запрещены). В ходе дальнейшего общения с ней главный герой понимает, что влюбился абсолютно в «древнем» понимании слова - «не может жить без неё», повинуется её указаниям, хотя для него очевидна их преступность (по законам Единого Государства).
О внезапно является к Д без билетика и требует дать ей ребёнка (в Едином Государстве - «детоводство», дети обучаются в школах, где учителя - роботы; каждый взрослый должен выполнить определённую «Материнскую и Отцовскую Норму»; очевидно, что и О дерзко преступает закон). О-90 беременеет от Д-503.
Потрясённый ещё недавно казавшимися не мыслимыми событиями последнего времени, Д-503 решает обследоваться у врачей - и в итоге выясняется, что у него, по словам психотерапевта из Медицинского Бюро, «образовалась душа».
Благодетель удостаивает Д-503 своей аудиенции. Впервые пообщавшись с Благодетелем, герой видит, что это достаточно пожилой и утомлённый жизнью, но в принципе не слишком примечательный нумер. Очевидно, что он - такой же раб Единого Государства, как и любой другой, пусть даже формально именно он возглавляет Государство. Как главного инженера, героя щадят и ограничиваются картинным увещеванием. Однако в конечном итоге ему всё-таки делают Великую Операцию.
18. Tема Bеликой отечественной войны в русской литературе
Тема Великой Отечественной войны стала на долгие годы одной из главных тем литературы XX века. Причин тому много. Это и осознание тех ничем невосполнимых потерь, которые принесла война, и острота нравственных коллизий, которые возможны лишь в экстремальной ситуации (а события войны - это именно такие события), и то, что из советской литературы надолго было изгнано всякое правдивое слово о современности. Тема войны оставалась порой единственным островком подлинности в потоке надуманной, фальшивой прозы, где все конфликты, согласно указаниям “свыше”, должны были отражать борьбу хорошего с лучшим. Но и правда о войне пробивалась нелегко, что-то мешало сказать ее до конца.
Сегодня ясно, что невозможно понять события тех лет, человеческие характеры, если не учитывать, что 1941-му году предшествовали страшный 1929-й год - год “великого перелома”, когда за ликвидацией “кулачества как класса” не заметили, как ликвидировано было все лучшее в крестьянстве, - и, может быть, еще более страшный 1937-й год.
Одной из первых попыток сказать правду о войне стала повесть В. Быкова “Знак беды ”. Повесть эта стала этапной в творчестве белорусского писателя. Ей предшествовали его произведения о войне: “Обелиск”, “Сотников”, “Дожить до рассвета” и другие. После “Знака беды” творчество писателя обретает новое дыхание, углубляется в историзм, прежде всего в таких произведениях, как “В тумане”, “Облава”.
В центре повести “Знак беды” - человек на войне. Не всегда человек идет на войну, она сама порой приходит в его дом, как это случилось с двумя белорусскими стариками, крестьянами Степанидой и Петроком Богатько. Хутор, на котором они живут, оккупирован. В усадьбу являются полицаи, а за ними - и фашисты. Они не показаны В. Быковым жестокими и зверствующими, просто они приходят в чужой дом и располагаются там как хозяева, следуя идее своего фюрера, что всякий, кто не ариец, - не человек, в его доме можно учинить полный разор, а самих обитателей дома - воспринимать как рабочую скотину. И поэтому так неожиданно них то, что Степанида не готова подчиниться им беспрекослсвно. Не позволить себя унижать - вот исток сопротивления этой немолодой женщины в такой драматической ситуации. Степанида - сильный характер. Человеческое достоинство - вот главное, что движет ее поступками. “За свою трудную жизнь она все-таки познала правду и по крохам обрела свое человеческое достоинство. А тот, кто однажды почувствовал себя человеком, никогда уже не станет скотом”, - так пишет В. Быков о своей героине. При этом писатель не просто рисует нам этот характер, - он размышляет об истоках его формирования. Задумываясь над смыслом названия повести, вспоминаешь строки из стихотворения А. Твардовского, написанного в 1945 году: “Перед войной, как будто в знак беды...” То, что творилось еще до войны в деревне, стало тем “знаком беды”, о котором говорит Быков.