Поиски людей искусства во многом перекликались с размышлениями тех, кого волновали религиозные проблемы бытия. По-новому осмысляя мир и свое место в нем, мыслители того времени не просто обращались к Богу, но и пытались по-новому посмотреть на место интеллигенции в мире, на ее отношение с церковью, религией, обществом, властью. Уже в 19011903 в Петербурге при большом стечении как светской публики, так и представителей духовенства,
проходили «Религиозно-философские собрания», организованные выдающимся мыслителем и писателем Д.Н.Мережковским . На них светская и церковная интеллигенция сделали первую попытку понять друг друга, однако опыт оказался не очень удачным. Писателей и философов раздражали представители официальной церкви, казавшиеся им воплощением бюрократической машины, способной подавить любое свободное религиозное чувство. Церковников шокировали многие выступления, в которых высказывались достаточно неожиданные для того времени взгляды на религию и христианство.Интерес интеллигенции к философско-религиозным проблемам был не надуманным, а живым и острым. Распространенное к тому времени уже в течение полувека, идущее еще от
Белинского и Чернышевского пренебрежительное отношение к религии и церкви не устраивало многих думающих людей начала века. Для них атеизм российской интеллигенции был лишь одним, хотя и очень существенным проявлением характерных особенностей мышления этого слоя людей. Интеллигенцию все больше упрекали в нетерпимости, отсутствии истинной внутренней культуры, настоящих духовных устремлений…В первые годы двадцатого столетия мыслителями, которых объединял как интерес к религии, так и критическое отношение к российской интеллигенции, было сделано несколько попыток четко сформулировать и публично выразить свои мысли. Впервые это произошло в 1902, когда философами, в большинстве своем прошедшими через увлечение марксизмом, а затем отрекшимися от него раде либеральных ценностей и религиозных убеждений, был выпущен сборник
Проблемы идеализма . Среди его авторов были будущие создатели «Вех». Здесь впервые сами же интеллигенты осмелились критиковать своих предшественников, обрушившись прежде всего на народников-революционеров и общественных деятелей второй половины 19 в. Безрелигиозность революционеров, их убежденность в том, что интеллигенция находится в неоплатном долгу перед народом, их стремление прежде всего к пользе, а не к достижению духовных идеалов все это раздражало многих философов начала 20 в. Н.А.Бердяев позже писал: «Наш ренессанс имел несколько истоков и относился к разным сторонам культуры. Но по всем линиям нужно было преодолеть материализм, позитивизм, утилитаризм, от которых не могла освободиться левонастроенная интеллигенция. Это было вместе с тем возвратом к творческим вершинам культуры 19 в. Но беда была в том, что люди ренессанса в пылу борьбы, из естественной реакции против устаревшего миросозерцания, часто недостаточно оценивали ту социальную правду, которая была в левой интеллигенции и которая оставалась в силе». Проблемы идеализма не привлек к себе особенного внимания. Однако прошло несколько лет, и поставленные в нем проблемы приобрели особенную остроту. Роль интеллигенции в революции 1905 была исключительно велика. Именно во время этих бурных событий проявились как многие ее положительные, так и отрицательные черты. Кроме того, очень четко проявилась уникальность того социального слоя, который уже несколько десятилетий, с легкой руки писателя П.Боборыкина, называли интеллигенцией. Крепло убеждение в том, что такой социальной группы нет большие нигде в мире, что простые определения «образованный человек» или «интеллектуал» не исчерпывают всей полноты и сложности этого понятия. Словом, лучшие представители российской интеллигенции испытали потребность осмыслить собственное положение в мире, свое отношение с властью, Богом, свои хорошие и дурные качества. Так возникла идея создания сборника «Вехи».Авторами «Вех» были выдающиеся умы своего времени. Мысль о создании сборника принадлежала замечательному историку, литературоведу и философу Михаилу Осиповичу Гершензону (18691925). Он сумел привлечь к работе над ним своих единомышленников и стал редактором книги. Интересно, что Гершензон поставил перед авторами одно условие. Им было предложено
не читать статей друг друга и не обсуждать их. Казалось бы, довольно странное требование при коллективной подготовке сборника статей. Однако, когда работа была закончена, стало ясно, что все участники на разном материале и в разной форме высказали на удивление близкие мысли. «Вехи» оказались в полной мере творением единомышленников, несмотря на то, что часть авторов явно тяготела к славянофильской философской традиции, в то время как другие ориентировались прежде всего на западноевропейское культурное наследие.Сам Гершензон был одним из крупнейших специалистов своего времени по литературе и общественной мысли девятнадцатого века. Из-под его пера вышли такие прекрасные книги, как
Грибоедовская Москва , История молодой России . Ученый много писал о Пушкине , Герцене , Чаадаеве, славянофилах. Он знал все тонкости развития российской духовной жизни. И уже в предисловии к «Вехам» не побоялся заявить, что «революция 19051906 и последовавшие за нею события явились как бы всенародным испытанием тех ценностей, которые более полувека, как высшую святыню, блюла наша общественная жизнь» и сказать, что «идеология русской интеллигенции …представляется участникам книги внутренне-ошибочной… и практически-бесплодной». Уже одни эти слова зачеркивали все те святыни, на которые молились несколько поколений российских интеллигентов бескорыстное служение народу, преданность революционным идеалам и т.д. Каждая следующая статья в «Вехах» наносила все новые и новые удары, развенчивая былых кумиров.Сборник открывался статьей Н.А.Бердяева (18741948)
Философская истина и интеллигентская правда . В статье Бердяев обрушился на российскую интеллигенцию за ее излишнюю приверженность к политике и общественному служению, вынуждавшую забывать о любых других проблемах, а главное, лишавшую людей внутренних нравственных ориентиров, заменяя их общепринятыми мнениями. «С русской интеллигенцией в силу исторического ее положения случилось вот какого рода несчастье: любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти что уничтожила интерес к истине». Казалось бы, что может быть лучше стремления к справедливости и благу, но, возведенные в абсолют, эти благородные чувства, по мнению Бердяева, лишили интеллигентов духовной независимости, сделали их рабами устоявшихся «прогрессивных» мнений, вынуждая с презрением отворачиваться от любого суждения, в котором не видно стремление к пользе народной. Русская интеллигенция практически обожествила народ и революцию, борьба с самодержавием стала тем критерием, при помощи которого оценивались любые явления. «Но недостойно свободных существ во всем всегда винить внешние силы и их виной себя оправдывать… Мы освободимся от внешнего гнета лишь тогда, когда освободимся от внутреннего рабства, т.е. возложим на себя ответственность и перестанем во всем винить внешние силы. Тогда народится новая душа интеллигенции». Этими словами завершается статья Бердяева. Для общества, в котором борьба с самодержавием превратилась в некое подобие священной войны со своими «иконами», мучениками и святыми, такая мысль была не просто неожиданной, а явно шокирующей.Не менее резкой была и следующая статья работа о.
С.Н.Булгакова Героизм и подвижничество. (из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции ). Подзаголовок булгаковской статьи в «Вехах» «из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции» говорил о многом. Булгаков подверг интеллигенцию совершенно уничтожающей критике. Он предъявил ей обвинение в безоговорочном максимализме, переходящем в жестокую нетерпимость и узость мышления, увидел ребяческую неразвитость и некультурность ее сознания, незрелое преклонение перед романтикой смерти, оторванность от народных корней. Источник всех бед, по мнению философа атеизм, презрение к религии, распространенные уже среди нескольких поколений русских людей. О какой же религиозной природе русской интеллигенции может идти речь? Однако в бескорыстии и чистоте помыслов этих людей Булгаков видит сходство с религиозным чувством, именно поэтому завершает свою статью выражением надежды на будущее возрождение интеллигенции, что для него означало прежде всего возвращение к религии. «Из противоречий соткана душа русской интеллигенции, как и вся русская жизнь, и противоречивые чувства в себе возбуждает. Нельзя ее не любить, и нельзя от нее не отталкиваться. Наряду с чертами отрицательными, представляющими собою симптом некультурности, исторической незрелости и заставляющими стремиться к преодолению интеллигенции, в страдальческом ее облике просвечивают черты духовной красоты, которые делают ее похожей на какой-то совсем особый, дорогой и нежный цветок, взращенный нашей суровой историей…».М.О.Гершензон в статье
Творческое самосознание как будто подхватывает эстафету, принимая ее от двух первых авторов. Он также обрушивается на интеллигенцию с критикой, и так же, как Бердяев и Булгаков, оставляет надежду на ее духовное возрождение. Для Гершензона самым тяжким грехом интеллигентов становится полная безответственность, которую он связывает с излишним, безоглядным сосредоточением на проблемах политической борьбы. Такая ситуация, по его мнению, уничтожала какую-либо личную ответственность, лишала людей необходимости делать нравственный выбор так как главной и единственной задачей оказывалось служение народу. «Что делала наша интеллигентская мысль последние полвека? я говорю, разумеется, об интеллигентской массе. Кучка революционеров ходила из дома в дом и стучала в каждую дверь: «Все на улицу! Стыдно сидеть дома!» и все… высыпали на площадь… Полвека толкутся они на площади, голося и перебраниваясь. Дома грязь, нищета, беспорядок, но хозяину не до этого. Он на людях, он спасает народ, да оно и легче и занятнее, нежели черная работа дома».Гершензон отказывает русской интеллигенции даже в возможности настоящего единения с народом. Атеисты революционеры и глубоко верующие народные массы вряд ли смогут понять друг друга. Именно в этой статье прозвучали, быть может, самые знаменитые слова всего сборника. «Между нами и нашим народом иная рознь. Мы для него не грабители, как свой брат деревенский кулак, мы для него даже не просто чужие, как турок или француз: он видит наше человеческое и именно русское обличие, но не чувствует в нас человеческой души, и потому он ненавидит нас страстно, вероятно с бессознательным мистическим ужасом, тем глубже ненавидит, что мы свои. Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной». Взрыв негодования, вызванный этими словами, был настолько силен, что даже некоторые участники сборника попытались позже заявить, что они не разделяют этого шокирующего мнения. Восхвалять штыки и тюрьмы было слишком даже для тех, кто мог себе позволить резко и бескомпромиссно критиковать Белинского, Чернышевского и их последователей. Сам Гершензон во втором издании «Вех» был вынужден сделать примечание и объяснить, что он вовсе не собирался приветствовать «казни власти». «Смысл моей фразы тот, что всем своим прошлым интеллигенция поставлена в неслыханное, ужасное положение: народ, за который она боролась, ненавидит ее, а власть, против которой она боролась, оказывается ее защитницей, хочет она того или не хочет».
Следующие две статьи
Об интеллигентной молодежи А.С.Изгоева и В защиту права Б.А.Кистяковского в какой-то мере продолжают и развивают мысль Гершензона о внутренней безответственности российских интеллигентов.Жизнь Арона Соломоновича Ланде, писавшего под псевдонимом Александр Изгоев (18721935) напоминает судьбы его соавторов по «Вехам». Он эволюционировал от марксизма к либеральным идеям партии кадетов. До революции пережил еврейский погром в Одессе, после революции был заключен большевиками в лагерь, затем выслан из страны. Богдан Александрович
Кистяковский (18681920) вырос в совершенно другом кругу он был сыном профессора права и одного из лидеров национального украинского движения однако и его жизнь испытала похожие перевороты. Кистяковский неоднократно преследовался за свои национальные убеждения. Его выгоняли из университета, арестовывали, высылали. Он также какое-то время был марксистом, и, подобно другим авторам «Вех», разочаровался в этом учении и начал искать истину на совершенно иных путях.Статьи Изгоева и Кистяковского формально совершенно различны первый писал о быте студенческой молодежи, второй о правовом сознании российской интеллигенции. В то же время основные идеи авторов явно перекликаются между собой. Речь идет все о той же внутренней незрелости и духовной безответственности российской интеллигенции, неважно, имеется ли в виду их личная и семейная жизни и слабое стремление к учебе или уважение к законам и суду. Вывод один и тот же любая интеллигентская деятельность диктуется только внешними условиями, а не внутренней
потребностью, или, говоря словами Кистяковского «в правовой норме наша интеллигенция видит не правовое убеждение, а лишь правило, получившее внешнее выражение». Петр Бернгардович Струве (18701949) прошел через те же этапы духовного развития, что и другие веховцы, но, может быть, резче и сильнее остальных бросался из стороны в сторону. В молодости.этот сын пермского губернатора не просто увлекался марксизмом, а был одним из духовных лидеров социалистов. Его книгами зачитывалась вся революционно настроенная молодежь, с ним полемизировал Ленин, он был одним из авторитетнейших российских социалистических мыслителей. В его «послужном списке» аресты, высылки, эмиграция, подпольная деятельность, затем отход от марксизма и вступление в кадетскую партию. После 1917 Струве не оставляет политической борьбы. Участвует в подпольных организациях, становится активным членом белого движения, в конце концов оказывается в эмиграции, где начинает защищать крайние монархические и националистические взгляды . В статье Интеллигенция и революция Струве поставил по сути дела все ту же проблему внутренней опустошенности российских интеллигентов. Для него эта опустошенность проявляется прежде всего в «отщепенстве… отчуждении от государства и враждебности к нему». Истоки отщепенства в безрелигиозности интеллигентов, а это в свою очередь породило смуту российской революции и «легковерие без веры, борьбу без творчества, фанатизм без энтузиазма, нетерпимость без благоговения…». Несмотря на столь неутешительную оценку ситуации, он оставляет надежду на благополучный исход. Правда, в отличие от своих коллег, предрекает не духовное возрождение интеллигенции и ее обращение к Богу. По мнению Струве, скорее всего она «перестанет существовать как некая культурная категория» , обуржуазившись и отказавшись от социалистических идей. Семен Людвигович Франк (18771950) тоже эволюционировал от марксизма к либерализму и православию, тоже прошел через преследования как царских властей, так и большевиков, а позже, в эмиграции, был вынужден скрываться от фашистов. Его статья Этика нигилизма не случайно оказалась завершающей в сборнике. Высказав претензии к российской интеллигенции, более или менее сходные с теми, которые были сформулированы в предыдущих статьях, Франк попытался создать некий обобщенный образ интеллигента. Его определение интеллигента как «воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия» подводит итог всем многочисленным размышлениям о безрелигиозности и максимализме российского образованного общества. Франк подробно развивает эту мысль, подчеркивая, что интеллигент «сторонится реальности, бежит от мира, живет вне подлинной исторической бытовой жизни, в мире призраков, мечтаний и благочестивой веры». Вот только вера его не является настоящей религией, что не мешает интеллигенции создавать «особый мирок со своими строжайшими и крепчайшими традициями, с своим этикетом, с своими нравами, обычаями почти со своей собственной культурой…». Именно монашеский аскетизм и оторванность от реальной жизни и порождают «все отношения интеллигенции к политике, ее фанатизм и нетерпимость, ее непрактичность и неумелость в политической деятельности, ее невыносимую склонность к фракционным раздорам, отсутствие у нее государственного смысла».Такого заключительное, быть может, самое беспощадное суждение, вынесенное об интеллигенции одним из ее лучших представителей. Однако последняя фраза «Вех», как, впрочем, и все статьи сборника, оставляет надежду на преображение. «От непроизводительного, противокультурного нигилистического морализма мы должны перейти к творческому, созидающему культуру религиозному гуманизму».
Публикация «Вех» произвела эффект разорвавшейся бомбы. С одной стороны, книга вызвала небывалый интерес. Сборник несколько раз переиздавался, его тиражи исчислялись многими тысячами экземпляров. Во многих городах проводились специальные собрания для обсуждения идей «веховцев», количество статей, откликнувшихся на выход «Вех», превысило две сотни. В то же время, большая часть российской интеллигенции с возмущением отвергла предъявленные ей обвинения. Революционеры увидели в «Вехах» не размышления о российской интеллигенции, а осуждение революционного движения и истолковали книгу, как простой призыв к отказу от революционной борьбы. «Ужасная фраза» Гершензона возмущенно повторялась и комментировалась. Знаменитая фраза Ленина «энциклопедия либерального ренегатства» ярко показывает отношение революционеров к своим бывшим собратьям. Впрочем, либералов «Вехи» возмутили ничуть не меньше. При всем их расхождении с революционерами народническая традиция значила для них не меньше, и они тоже в большинстве своем увидели в «Вехах» просто критику общественной борьбы, а вовсе не суровое моральное обвинение, предъявленное нескольким поколениям русских людей. Даже П.Н.Милюков, лидер кадетов, постарался провести четкую грань между интересными и яркими мыслями знаменитых философов и политической программой партии, к которой они принадлежали. Немногочисленные хвалебные отзывы, принадлежавшие философам В.Розанову , Е.Трубецкому , поэту Андрею Белому , просто утонули в море всеобщего возмущения.Андрей Белый, сам создавший пророческую книгу о революции роман
Петербург , тонко почувствовал грандиозное значение «Вех».:«Вышла замечательная книга «Вехи». Несколько русских интеллигентов сказали горькие слова о себе, о нас; слова их проникнуты живым огнем и любовью к истине. …Но устами своих глашатаев интеллигенция перенесла центр обвинения с себя, как целое, на семь злополучных авторов. …Несправедливым судом над «Вехами» русская печать доказала, что она недопустимо пристрастна; авторы «Вех» и не думали вовсе судить интеллигенцию; они указали лишь на то, что препятствует русскому интеллигенту из раба отвлеченных мечтаний о свободе стать ее творцом…». «Вехи» подверглись жестокой расправе со стороны русской критики; этой расправе подвергалось все выдающееся, что появлялось в России. Шум, возбужденный «Вехами», не скоро утихнет; это показатель того, что книга попала в цель».
События 1917 показали, насколько «веховцы» были правы в своей оценке российской интеллигенции и ее роли в истории страны. После падения монархии и прихода большевиков к власти у философов, естественно, возникло желание осмыслить происходившие на их глазах драматические перемены. Так, в тяжелых условиях, во время начавшегося преследования кадетской партии и уничтожения свободы слова, был создан сборник «Из глубины», в котором приняли участие многие веховцы Бердяев, Булгаков, Изгоев, Струве, Франк. Содержавшаяся в нем глубокая оценка русской революции, так же, как и «веховские» предостережения, так и не были по-настоящему услышаны и оценены.
Тамара Эйдельман ЛИТЕРАТУРА Вехи . Из глубины . М., 1991Энциклопедичный YouTube
1 / 1
Книжные покупки || Библионочь
Субтитры
Критика
Сразу же после своего появления сборник вызвал шквал критики и яростные споры.
«Вехи» несомненно явились главным событием 1909 года. Ни до, ни после «Вех» не было в России книги, которая вызвала бы такую бурную общественную реакцию и в столь короткий срок (менее чем за год!) породила бы целую литературу, которая по объему в десятки, может быть, в сотни раз превосходит вызвавшее её к жизни произведение… Лекции о «Вехах» и публичные обсуждения книги собирали огромные аудитории. Лидер партии кадетов Милюков совершил даже лекционное турне по России с целью «опровергнуть» «Вехи», и недостатка в слушателях он, кажется, нигде не испытывал.
Издания
- Вехи. М., тип. Саблина. 1909 (изд. 1 и 2-е)
- Вехи. М., тип. Кушнерева. 1909 (изд. 3 и 4-е), 1910 (изд. 5-е).
- Вехи. Репринт изд. 1909. М., Новости, 1990. - 50 000 экз.
- Вехи. Репринт изд. 1909. М., Новое время.- ж. Горизонт, 1990. - 50 000 экз.
- Вехи. Репринт 3-го изд. Л., СП Смарт, 1990 - 50 000 экз.
- Вехи. Свердловск, изд. УрГУ, 1991. - 40 000 экз.
- Вехи. Из глубины. М., Правда, 1991. - 50 000 экз.
- Вех. Интеллигенция в России. М., Молодая гвардия, 1991. - 75 000 экз.
Год тому назад появился в печати сборник статей семи авторов под общим заглавием «Вехи», получивший широкое распространение в обществе. Это были символические вехи, расставленные авторами на том новом пути, куда приглашалась русская интеллигенция, якобы заблудшая, утратившая религию и нравственность, порвавшая связи с народом и государством, усвоившая учения анархизма, космополитизма и нигилизма. «Вехи», по убеждению их авторов, ограждают путь, где интеллигенция совершит свое духовное перерождение...
К. К. Арсеньев. Пути и приемы покаяния
Замечается ли в нашем современном образованном обществе, к которому - или
даже, точнее, к одной части которого - исключительно обращена проповедь «Вех», что-либо похожее на
течения, приводящие к покаянию, к перелому в душевной жизни? Без сомнения, нет. Конечно, у нас растет
в последнее время интерес к религиозным вопросам: они обсуждаются в собраниях разных обществ, ставятся
в литературе, находят отголосок в беллетристике, но, занимая ум, они мало волнуют душу. Ни «богоискателям»,
ни «богостроителям» не удается возбудить сколько-нибудь широкое, и глубокое движение; никому из них не
дано «глаголом жечь сердца людей». Нет этого дара и у господствующей церкви. Велика до сих пор -
хотя и меньше, чем прежде, - ее власть над народной массой, но не растет ее влияние на интеллигенцию и не может
расти уже потому, что в среде самой церкви побеждает косность, тщательно подавляется всякий порыв
к свободе и свету. Во имя чего же или от чьего имени поднят «Вехами» клич к покаянию? В чем они видят ту точку
опоры, без которой нельзя сдвинуть с места даже инертную, пассивную тяжесть - и тем более живую,
сопротивляющуюся силу? Прямого ответа на этот вопрос авторы «Вех» не дают; можно только догадываться, что
между ними нет полного согласия...
Н. А. Гредескул. Перелом русской интеллигенции и его действительный смысл
.
Что русская интеллигенция переживает теперь
серьезный кризис, серьезный перелом в своем духовном содержании; что она
на пути от своего «старого», ей привычного, примерно столетнего (от Новикова
и Радищева до наших дней) бытия к бытию «новому», теперь только начинающемуся,
- в этом едва ли кто-нибудь может в настоящее время сомневаться. «Кризис»,
или «перелом», интеллигенции есть факт почти что наглядный, почти что осязаемый,
во всяком случае, дающий о себе знать тысячами самых разнообразных симптомов.
Его незачем «доказывать», его можно «констатировать», как нечто очевидное
для всех. «Перелом», или, во всяком случае, какая-то большая «перемена»
в интеллигенции, непосредственно чувствуется всеми как в самих себе, так
и в других. Мы все - «не те», что были раньше. Мы все - иначе
чувствуем,
иначе
мыслим, на иное
надеемся, иного
опасаемся, чем это было прежде.
Словом, сознание происходящей в нас теперь большой общественной перемены,
можно сказать, внутреннее, почти что органическое, подобное тому, какое
бывает у отдельного человека при переходе из одного возраста в другой...
М.М.Ковалевский. Взаимоотношение свободы и общественной солидарности
Как бы широко ни понимали своей задачи общественные и политические реформаторы, ни один из них
не может рассчитывать на проведение в жизнь своей схемы, если в ней требование общественной
солидарности - справедливость не будет признано в равной степени с требованием автономии
личности - свободой ее физических и нравственных проявлений. Вот почему демократический
цезаризм может быть только временной и преходящей формой, вот почему и так называемая диктатура
пролетариата не заключает в себе постоянного решения, и прочным порядком политического
устройства могут быть только те образы правления, при которых народ обладает свободой
самоопределения в такой же степени, как и входящие в состав его члены, т. е. под условием
соблюдения норм права, в свою очередь являющихся вынуждаемыми властью требованиями
общественной солидарности...
П. Н. Милюков. Интеллигенция и историческая традиция
Едва ли кто-нибудь будет отрицать, что
в настроении и в складе общих воззрений русской интеллигенции за последнее
время происходят очень существенные изменения. Источники этих измеаений,
конечно, весьма разнообразны, и совершающийся в интеллигентской психике
процесс перелома можно было бы изучать с очень разнообразных точек зрения.
Можно было бы, например, проследить связь и зависимость его от последних
европейских течений в области политики, философии, искусства, литературы
и т. д. Можно было бы заняться специально выяснением отношений между новыми
веяниями и предыдущими течениями русской интеллигентской мысли. Но есть
одна точка зрения, с которой изучение интеллигентской эволюции (или «кризиса»)
приобретает особенно животрепещущий и практический интерес. Это именно
- вопрос о связи совершающегося перелома с последними политическими событиями
и с изменением русского государственного строя после 17 октября 1905 года.
Именно так поставила вопрос группа писателей, объединившихся для изучения
русской интеллигенции в сборнике «Вехи». Так поставлю его и я...
Д. Н. Овсянико-Куликовский. Психология русской интеллигенции
Идеология есть миросозерцание и система
убеждений человека. Но не всякое миросозерцание и не всякая система убеждений
есть идеология. Различие зависит от психологических отношений человека
к его идеям, понятиям и убеждениям. Это различие бросается в глаза, но
выяснить его психологические основания и дать ему исчерпывающее определение
не так-то легко. Пока я указал па одну черту: на род психологически-религиозного
отношения человека к его воззрениям и убеждениям как на выдающийся и наиболее
ясный признак идеологической натуры. Назвать эту черту фанатизмом
нельзя, ибо, во-первых, не всякий фанатик - идеолог, а во-вторых, как я
постараюсь выяснить это, идеолог может и не быть фанатиком, подобно тому,
как есть натуры глубоко религиозные, но отнюдь не обнаруживающие религиозного
фанатизма...
М.А.Славинский. Русская интеллигенция и национальный вопрос
Мы живем под знаком чрезвычайного оживления
национальных и националистических чувств у всех народов, населяющих Российскую
империю... Сложная национальная жизнь Кавказа,
не изученная и не разработанная, тревожит загадочностью своей структуры,
плохо поддающейся учету и определениям, сулящей неожиданные перспективы
не только национального характера. Так же загадочен и мусульманский имперский
Восток - пестрый, с севера на юг тянущийся пояс народностей, спаянных единой
мощной религиозной культурой, стремящихся из конгломерата развить органическое
единство. И далее на восток виднеются неясные очертания сибирских народностей,
делающих первые шаги от начала этнического к началу национальному...
М. И. Туган-Барановский. Интеллигенция и социализм
Социалистическая симпатия русской интеллигенции составляет одну из ее наиболее
характерных отличительных черт. Можно быть различного мнения относительно глубины и
серьезности этих симпатий; но не подлежит сомнению, что в среднем русском интеллигенте
не заметно ничего похожего на враждебное отношение к социализму, которое так часто
приходится встречать в представителях образованных классов Запада. Русский интеллигент,
если он вообще не чужд общественных интересов, обычно более или менее сочувствует,
а иногда и фанатически привержен социализму. Это настолько.бросается в глаза,
что почти не требует доказательств...
"Вехи" - сборник статей о русской интеллигенции, выпущенный в 1909 году, в Москве, группой религиозных философов (Бердяев, Булгаков, Струве, Франк, Гершензон, Изгоев, Кистяковский), которые выступали с критикой идеологии и практических установок революционной, социалистически настроенной интеллигенции, политического радикализма, идеализации народа (пролетариата).
Исследуя в разных плоскостях проблему интеллигенции, участники "Вех" были едины в основополагающем принципе признания "теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития". Авторы доказывали существование абсолютных нравственных ценностей, приоритетность ценностного поиска в национальной философской и культурной традиции перед западными заимствованиями.
Критика, во-первых, непрофессионализма интеллигенции и, во-вторых, преобладающее значение крайних элементов в любой области человеческой жизни. (Ярким примером этого может служить приниженное значение права как одной из культурных ценностей и отрицание идеи компромисса).
Авторы "Вех" призывали интеллигенцию к своеобразному покаянию, осознанию своей роли в настоящем и прошлом российской истории, к углублению во внутренний мир и движению к религиозному гуманизму. "Не вокруг творцов нового шума — вокруг творцов новых ценностей вращается мир!" — так словами Ницше характеризовал особенность переживаемого момента в развитии интеллигенции, её дальнейшего существования С. Франк.
Резонанс "Вех" был велик. Причина этого лежит в значении несоизмеримо большем, чем смысл тех исторических событий, которыми был вдохновлён сборник. Основа его проблематики касалась вечных вопросов соотношения "духовности " — в истории и в личности, эту духовность выражающей.
Вместе с тем, многие представители светского образованного общества, предпочитали толковать "веховскую" платформу как призыв к интеллигенции выйти из политической борьбы и сосредоточиться на задаче религиозного совершенствования.
Г. В. Плеханов дал краткие ссылки на "Вехи" в серии статей в журнале "Современный мир"за 1909 г. Как "непреодолимую склонность к религиозному догматизму" характеризовал он состояние авторов сборника, а также ряда противоположных им по мировосприятию представителей интеллигенции — А. Луначарского, Д. Мережковского, Н. Минского и других. Плеханов подчёркивал, что "религия не создаёт нравственности", а только освящает её правила, вырастающие на почве конкретно-исторического общественного строя.
С отрицательных позиций выступил Д. Мережковский, который в статье "Семь смиренных", вышедшей в газете "Речь" 26 апреля 1909 г., назвал сборник отлучением русской интеллигенции, а его авторов "семью смиренными, семью цветами радуги, слитыми в один белый цвет во имя общего дела — ненависти". Идее внутреннего самосовершенствования он противопоставлял соборность, общественность, Церковь, вне которой нет спасения.
А. Белый в журнале "Весы" назвал сборник "замечательной книгой", цель которой — "не суд, а призыв к самоуглублению".
В. Розанов считал, что авторы "Вех" способствовали духовному подъёму русской интеллигенции через самоотречение и самоуглубление в сущность внутреннего мира: "Это — самая грустная и самая благородная книга, какая появилась за последние годы".
Источники:
- Соловьёв А. А. Путь веры и знания: антиномии "Вех" // Интеллигенция и мир, Издательство Ивановского Государственного Университета, 2010.