Андреева Г.М. Социальная психология: векторы новой парадигмы
В качестве векторов новой парадигмы в социальной психологии в статье рассматриваются: усиление роли социального контекста в исследованиях, акцент на анализе социальных изменений, специфические аспекты психологии социального познания (специфика процесса социальной категоризации), проблема идентичности личности в условиях глобализации.
Ключевые слова : социальный контекст, социальные изменения, роль языка в новых условиях социальной реальности, идентичность личности, глобализация
Дискуссия о новой парадигме в социальной психологии насчитывает не одно десятилетие. Практически начиная с 60-х годов прошлого века, то есть одновременно с первыми констатациями кризиса дисциплины, появились идеи поиска новой парадигмы как перспективного способа преодоления этого кризиса. Первоначально предложения не носили слишком радикального характера. Без апелляции к термину «парадигма» в работе С.Аша набор критических высказываний в адрес существующих исследований по существу складывался в программу построения принципиально иного подхода в социальной психологии. Более радикально вопрос был поставлен в работах В.МакГвайра, где речь шла уже о недостатках «старой» и «новой» парадигм в пределах традиционных подходов (а именно об ограниченностях «творческого» и «критического» их компонентов, то есть типа гипотез и вида эксперимента) . Что касается требования «еще более новой парадигмы», то контуры ее были набросаны довольно бегло (замена теоретически релевантных гипотез социально релевантными , а лабораторного эксперимента экспериментом в полевых условиях) . Судить о содержательных характеристиках новой парадигмы было еще преждевременно, хотя очевидным стал принципиальный вектор ее построения - инновации , результатом которых должно стать изменение самого облика науки.
Следует сразу отметить, что предложенный набросок новых поисков был обусловлен знаковыми изменениями в социальной реальности, связанными, в частности, с движением «новых левых» их программой внутринаучной методологической рефлексии. Следствием этого явились положения МакГвайра о том, что даже в сугубо экспериментальных исследованиях социальной психологии нельзя ограничиваться вопросом о том, «как делать исследование», но следует решать вопрос, «каким целям оно служит» , то есть в немдолжны звучать моральные проблемы, в том числе проблема ответственности социального психолога за использование результатов его исследования. В каком-то смысле это были первые наброски нового статуса социальной психологии в обществе, что стало впоследствии одним из «измерений» новой парадигмы.
Значимый этап в ее поисках - ситуация, сложившаяся после второй мировой войны, в частности, в связи с оживлением социально-психологической мысли в Европе. Этот вопрос широко освещен в литературе [Андреева, Богомолова, Петровская, 2002; Грауманн, 2004; Шихирев, 2002], поэтому здесь важно лишь отметить такую веху, как создание в 1966г. Европейской Ассоциации Экспериментальной Социальной Психологии (ЕАЭСП) .
Призывы к более радикальному характеру преобразований теоретико-методологических основ социально-психологического знания начали звучать именно в трудах европейских социальных психологов . Пожалуй, наиболее принципиальный довод был предложен С.Московичи, призвавшим осуществить «социологизацию» социально-психологического знания, имея в виду не просто усиление роли «социального контекста» в исследованиях, но и необходимость анализа изучаемых феноменов в более широком масштабе - масштабе общества в целом: «Социальную психологию нужно обновлять, чтобы она стала действительно наукой о таких социальных феноменах, которые есть основа функционирования общества, о сущностных процессах деятельности в нем» .
Другая знаковая идея европейского манифеста 1972 г. - призыв А.Тэшфела считать главной проблемой социальной психологии проблему социальных изменений , точнее: отношение между Человеком и Социальным изменением: «Изменяя себя, индивид изменяет социальную среду; изменяя ее, он изменяется сам» . Универсальный характер понимания изменения Тэшфел связывает с проблемой выбора человеком линии поведения: предсказать поведение в условиях стабильности можно, но в условиях изменения сделать это невозможно.
Следовательно, программа социальной психологии обозначается достаточно определенно: она должна заниматься взаимодействием социальных изменений и выбора, то есть исследовать, какие аспекты социальных изменений раскрываются в восприятии индивида как альтернатива его поведения, какова связь между когнитивными и мотивационными процессами, чем в конечном счете детерминированы выборы тех или иных паттернов поведения.
В этих принципиальных заявлениях основоположников европейского подхода по существу намечены основные векторы как построения новой парадигмы в социальной психологии, так и ее последующего развития: социальный контекст и социальное изменение . По мнению К.Грауманна, противоречия между американской и европейской традициями можно в конечном счете свести к двум пунктам: «пониманию роли социокультурного контекста» и интересу к проблеме «социального конструирования социальной реальности» [Грауманн, 2004, с. 20]. Возможны и другие варианты обозначения основных векторов новой парадигмы. Однако естественно, что дискуссия вокруг этих и иных предложений породила новый виток более конкретных разработок относительно того, чем же должна стать социальная психология ХХI-го столетия.
В наиболее полном объеме совокупность этих предложений оказалась изложенной тем не менее в американской концепции социального конструкционизма К.Гергена, представляющего собой социально-психологический вариант постмодернизма, получившего развитие в системе гуманитарного знания в конце ХХ-го - начале ХХI-го века [Андреева, 2002; 2005; Якимова, 1999; Шихирев, 1999; Емельянова, 2006]. Важно обозначить несколько общих линий, по которым разрабатывались в рамках данной концепции и «рядом с ней» более конкретные характеристики отдельных элементов новой парадигмы, которые и могут претендовать на определение ее «векторов». Их спектр достаточно велик, соотносительная значимость различна, да и само определение «вектор» весьма условно, хотя может быть использовано для характеристики новой парадигмы.
Конструирование социального мира
Постмодернизм, выступивший «общим знаменателем» поисков новой парадигмы в науке продемонстрировал все основные направления движения социальных наук от позитивистских методологических оснований в сторону гуманитарного знания, основанного на неклассическом представлении о науке. Один из основных тезисов состоит в том, что существовавшая в прошлом реалистическая эпистемология делала чрезмерный акцент на необходимости теории соответствовать реальному миру, в то время как задача заключается в том, чтобы теории начали «генерировать новые формы поведения» [Герген, 1995]. Обозначенное движение характерно для всего обществоведения эпохи постмодернизма, и задача состоит лишь в том, чтобы выявить специфику его проявления в каждой конкретной области . Именно в социальной психологии («вирус постмодернизма проник и в социальную психологию» [Якимова,1995] и сложилась такая конкретная его форма как социальный конструкционизм. Создание концепции относится к 70-ым годам прошлого столетия и выразилось, по мнению П.Н.Шихирева, «в падении авторитета жестко сциентистской парадигмы психологической социальной психологии и в оживлении социологической ветви американской социальной психологии - символического интеракционизма» [Шихирев, 1999, с. 189].
Новая эпистемология (ее Герген часто называет «социальной эпистемологией») базируется на иных принципах и соответственно выдвигает новые задачи. Первая - выход за пределы типичного для психологии дуализма S-O (субъект-объект) и базирование на альтернативной эмпирической науке. Но преодоление этого дуализма означает большее «допущение» интерпретативного начала в познание, и поэтому для социальной психологии неизбежно сближение с теми дисциплинами, которые ориентируются на интерпретацию как на основу познания. Отсюда - известное положение Гергена о том, что социальная психология есть по существу история, [Андреева, 2002; Шихирев, 1999; Якимова, 1995], что заставляет, в частности, дифференцировать социальные феномены по их «исторической стабильности»[Герген, 1995, с. 49]. Это - новый поворот идеи включения социального контекста в исследования.
Вторая задача - объединение экзогенной и эндогенной концепций знания. Для Гергена первая восходит к философии Локка, Юма, Миллса, полагающих, что источником знания является реальный мир, а вторая опирается на идеи Спинозы, Канта, Ницше, принимающих обусловленность знания внутренними процессами субъекта. Что касается социальной психологии, то для Гергена первая концепция отождествляется с бихевиоризмом, а вторая - с когнитивизмом. Социальная психология ни в бихевиористской, ни в когнитивистской парадигме не ухватывает значения социальной ситуации, в которой осуществляется процесс познания человеком окружающего мира, и поэтому утрачивает момент конструирования этого мира. В частности, несмотря на ряд находок когнитивизма, в нем также остается не преодоленным понимание знания как ментального представления в пределах индивидуального человеческого разума. Поэтому и в данном случае необходимо соединение предложенных принципов с идеей трактовки знания как продукта совместной деятельности людей . В этом пункте когнитивизм приобретает черты социального когнитивизмаи сближается с идеями конструкционизма, хотя дискуссия о соотношении этих двух течений до сих пор остается острой [Якимова 1999; Емельянова, 2001].
Магистральная идея социального конструкционизма - педалирование необходимости большего включения социального контекста в социально-психологические исследования - развернута Гергеном в формулировании широко известных пяти гипотез. Их краткое содержание сводится к следующему:
1) исходным пунктом всякого знания является сомнение в том, что окружающий мир - нечто, само собой разумеющееся и поэтому его объяснение может быть лишь конвенцией;
2) его осмысление становится результатом совместной деятельности людей, их отношениями, и слова, употребляемые для обозначения социальных процессов, имеют смысл лишь в контексте этих отношений;
3) распространенность различных форм понимания мира зависит от характера социальных процессов, и правило «что чем считать» обусловлено характером социальных изменений;
4) это означает, что описания и объяснения мира конституируют формы социального действия и тем самым включаются в социальную деятельность .
Именно эти положения и дают основание считать социальную психологию историей
: у нее нет оснований претендовать на описание универсальных
закономерностей, поскольку все они привязаны к текущим историческим обстоятельствам. Новая парадигма предписывает социальному психологу заниматься объяснениями и систематизацией современных социальных явлений.
Как видно, предложен такой вариант построения социальной психологии, который ориентирован на совершенно новые постулаты и потому действительно четко демонстрирует один из векторов новой парадигмы. Характерно, что обоснование необходимости преобразования социальной психологии опирается на существенное изменение всего строя общественных наук в условиях современного мира. Аргументом в данном случае выступает ограниченность традиционной социальной психологии ее узким контекстом западной
, преимущественно американской
, индивидуалистической, культуры. В связи с выдвижением на авансцену мирового развития в конце ХХ столетия и других культур, эта идея получила глубокую разработку не только в социальной психологии [Стефаненко, 2002], но и в этнопсихологии [Триандис, 2007]. С особой остротой проблема обсуждается в связи с процессами глобализации, поскольку становится очевидным, что конструирование социального мира требует расширения спектра субъектов познавательного процесса. Так или иначе, эта мысль оказывается тесно связанной с идеей социальных изменений.
Социальные изменения
Сама по себе интеграция категории «социальные изменения» в обществознание ранее всего была осуществлена в социологии. На рубеже столетий П.Штомпка назвал проблему социальных изменений одной из центральных проблем социологии ХХ века и предложил рассматривать ее как показатель новой парадигмы, пришедшей на смену парадигмы «соответствия». Важность категории «социальные изменения» обусловлена, по мысли автора, тем, что социальная реальность вообще «не статическое состояние, а динамический процесс, она происходит,
а не существует
, она состоит из событий, а не из объектов» [Штомпка, 1996, с. 266].
Апелляция к идее социальных изменений в социальной психологии состоялась значительно позднее; в ней в течение длительного времени складывалась традиция анализа достаточно стабильной ситуации, где господствовала определенная незыблемость законов социального поведения. Первый шаг в новом направлении был и в данном случае сделан европейскими исследователями. В цитированной работе А.Тэшфела новый подход прозвучал особенно отчетливо, будучи высказанным в эпоху «студенческой революции», когда критическая позиция в адрес социальной психологии была подкреплена как раз неспособностью последней не только спрогнозировать, но и удовлетворительно объяснить произошедшие события . Именно радикализм социальных трансформаций в мире на рубеже столетий заставил обратиться к проблеме социальных изменений и в социальной психологии в полном объеме.
В отличие от социологического подхода фокус интереса здесь сосредоточен на проблеме восприятия
рядовым членом общества происходящих в социуме изменений и разработки стратегии поведения в соответствии с этим восприятием: логика процесса состоит в том, что нет другого адекватного выбора поведения, кроме как умения столь же адекватно оценить сущность происходящих в обществе изменений. Естественно, что и в данном случае проблема выступает в связке с идеей конструирования социального мира, с построением его адекватного образа. В ситуации быстрых изменений модифицируется процесс социальной категоризации, и индивид вынужден осуществлять «быструю категоризацию» , опирающуюся на эвристики
, включающую значительную долю эмоционально-мотивационных компонентов [Фидлер, Блесс, 2004]. Таким образом, именно «связка» процесса конструирования социального мира и социальных изменений выступает как предмет особого анализа в социальной психологии .
Можно отметить, как минимум, два аспекта такого анализа. С одной стороны - это обсуждение принципиально новых задач во взаимоотношениях
социальной психологии и общества, с другой стороны более конкретные проблемы новых областей
науки и новых способов
их исследования.
В общем плане новый характер отношений социальной психологии и общества описан в проанализированных нами подходах: больший учет социального контекста [Московичи, 1972], замена функций прогнозирования поведения функцией «катализатора социальной восприимчивости и чувствительности» . И то, и другое обусловлено новым характером социальной реальности, ее усложнением, необходимостью осмысления рядовым членом общества все более и более широкого круга проблем. Это требует большей информированности человека относительно важных для него жизненных обстоятельств с тем, чтобы расширить диапазон его альтернативных действий, предложить новые модели поведения. Это и будет соответствовать новой роли социальной психологии в изменяющемся мире, в частности, предполагает разработку целого комплекса новых проблем социальной адаптации, взаимодействия человека и среды, более точно: взаимодействия измененного человека и измененной среды.
Другая сторона вопроса - изменение (обогащение) исследовательского арсенала социальной психологии как ее важнейшая профессиональная задача. Этот вопрос упирается в старую проблему - соотношения фундаментального и прикладного уровней в социально-психологическом знании. Несмотря на «древность» этой проблемы, дискуссия по поводу этого соотношения идет практически на протяжении столетия, то есть всего периода «самостоятельного» существования дисциплины. Сегодня на острие дискуссии - вопрос о соотношении прикладной и практической социальной психологии. Оценка особенностей прикладных исследований хорошо известна [Андреева, 2008; Шихирев, 1999]. Что же касается социального вмешательства (social intervention), как особого вида деятельности социального психолога , то вопрос, несмотря на наличие солидной традиции обсуждения, практически начиная с идеи К.Левина об action research, обретает в новой парадигме новые грани.
Прежде всего - это вопрос о том, изменяется ли в принципе характер взаимоотношений социальной психологии и общества в период радикальных социальных изменений? По-видимому, в общем виде на него следует дать положительный ответ. Усложнение социального мира, процессы глобализации требуют от человека большего круга проблем, сравнения их решения в разных типах обществ, вследствие чего и необходимо расширение диапазона «альтернативных действий, приводя к модификации или постепенному исчезновению прежних поведенческих моделей» . Что же касается более конкретных сторон практической психологии, то в данном случае речь идет о совершенствования инструментария, обеспечивающего «вмешательство», его адаптацию к условиям именно изменяющегося мира. с новой социальной реальностью [Андреева, 2005]. Это включает в себя и преимущественное внимание к качественным методам исследования [Мельникова, 2007], и рефлексию относительно такого традиционного метода как анкетирование, поскольку содержание употребляемых категорий в значительной степени зависит от содержания новых социальных реалий. Логичным с этой точки зрения является апелляция к проблемам социального познания.
Новые акценты в социальном познании
Два обозначенных вектора вызвали к жизни актуализацию особого направления в социальной психологии - социального познания (social cognition), и акцент на развитие этой области можно также считать одним из векторов новой парадигмы. Несмотря на древность и междисциплинарный характер проблемы (исследования социального познания характерны и для философии, и для социологии, особенно в рамках социологии знания ), в социальной психологии обозначены специфические грани подхода . Фокус интереса здесь - познание социального мира рядовым членом общества, непрофессионалом, познание им социальной реальности, как реальности своей, собственной жизни .
Апелляция к такому варианту подхода вновь связана с изменениями социума на рубеже столетий: бурный темп социальных процессов, возникновение новых форм социальных институтов, развитие средств массовой информации с особой настойчивостью требуют от рядового члена общества достаточной степени понимания того, что происходит вокруг него. Ориентироваться в новом, сложном мире можно только умея более или менее адекватно интерпретировать наблюдаемые факты, ибо без этого легко утерять смысл как происходящего, так и своего места в нем. Иными словами - стоит задача раскрыть механизмы, посредством которых человек осознает себя частью той реальности, в которой он живет и действует, а также всю совокупность тех факторов, которые обусловливают эти процессы. Но это и будет изучение того, как человек строит образ социального мира, то есть конструирует его, притом в условиях социальных изменений. Поэтому «расцвет» определенной области знания сам по себе становится одним из векторов новой парадигмы науки.
Развитие этой отрасли психологии связано с общими успехами когнитивной психологии во второй половине ХХ столетия. Использование успехов когнитивной психологии в социально-психологических исследованиях в первое время привели к упрекам в адрес последних в том, что вновь субъектом (в данном случае социального) познания вновь остается индивид, и новые требования и к усилению роли социального контекста, и к учету социальных изменений остаются не реализованными. Поэтому значительное место в современных построениях social cognition отводится как раз акцентам, позволяющим интерпретировать саму эту область знания именно как вектор новой парадигмы.
Таких акцентов несколько. Прежде всего - идея включенности коммуникации в познавательный процесс. Знания об обществе обязательно должны быть разделяемы среди участников познавательного процесса, то есть его результаты являются общими для членов определенного сообщества или группы, разделяются ими, ибо в противном случае никакие взаимодействия были бы невозможны . Эта идея базируется на двух постулатах: 1) в поведении всех людей существует предсказуемый ряд сходств, основанных на представлениях об общей человеческой природе, приобретенных в опыте; 2) существует также ряд несомненных различий в поведении отдельных индивидов или их некоторых типов. Поэтому никогда не может быть двух одинаковых мнений даже об одном человеке, не говоря уж о каких-то более сложных социальных объектах. Это особенно актуально именно для социального познания, поскольку, кроме индивидуального опыта человека, здесь включается еще и опыт группы, к которой он принадлежит, и весь опыт культуры. Поскольку люди должны как-то понимать друг друга или хотя бы понимать, о чем идет речь, они неизбежно существуют в некотором общем познавательном пространстве, то есть разделять - возможно в определенных пределах - значение тех или иных познаваемых ими объектов. Средством «разделяемости» значений является коммуникация, когда образ социального мира вырабатывается сообща, что предполагает постоянный обмен информацией.
Второй акцент связан со спецификой социальной категоризации . Ряд специфических черт категоризации социальных объектов (расплывчатость и нечеткость границ социальных категорий, зависимость процесса категоризации от «заинтересованности» в нем субъекта и пр.) порождает дополнительную трудность в познании социального мира рядовым человеком. Трудности эти умножается ситуацией социальной нестабильности, которая нередко выступает результатом социальных изменений. Массовое сознание давно научилось обходиться с этими трудностями, что было отмечено в теориях когнитивного соответствия в рамках концепции «психо-логики » , логики «обычного» рядового человека. В современном варианте, то есть в рамках психологии социального познания, принцип модифицирован в идею эвристик - упрощенных правил принятия решений , применяемых в обыденной жизни для высказывания суждений, для которых нет достаточной информации, то есть так же облегчающих процесс социальной категоризации. Использование эвристик - неизбежный спутник познания социальной реальности в условиях неопределенности, помогающий индивиду как-то упорядочить и по-своему «понять» окружающий мир, построить его образ. Апелляция к эвристикам - пример «быстрой категоризации», необходимой, по мнению А.Тэшфела, в ситуации радикальных социальных изменений, когда приходится принимать категориальные решения, не успевая за объективными изменениями объектов и событий . Следовательно, подлинно специфическим вектором новой парадигмы можно считать акцент на анализ социальной категоризации в соотношении ее со своеобразием того социального и культурного контекста, в котором этот процесс осуществляется.
При этом важно учесть еще одно обстоятельство: в современных исследованиях социального познания социальные детерминанты процесса социальной категоризации дополнены изучением его «эмоционального сопровождения». Проблема соотношения эмоций и когниций в познании социального мира [Андреева, 2005] стала темой специальной конференции и многих последующих публикаций Центральной мыслью в них проходит идея, что в конструирование образа социального мира «на равных правах» включаются и когнитивные, и эмоциональные компоненты. Можно считать, что здесь представлено существенное обогащение нового подхода не только к социальному познанию, но и вообще всей проблематики социальной психологии. Так, вся предметная область социального познания заявляет свои права на интерпретацию ее как одного из векторов новой парадигмы.
«Поворот к языку»
Вынесенное в подзаголовок выражение ("turn to the language"), принадлежит Агостинос и Уолкеру и трактуется как знаковое изменение роли языка в социальной психологии, обозначающее, несомненно, еще один вектор новой парадигмы. Хотя проблема языка достаточно традиционна для психологии вообще и для социальной психологии, в частности, и подкреплена солидной базой исследований, повышенное внимание к ней сегодня - очевидный факт. С одной стороны, это является логичным следствием из всех рассмотренных подходов, то есть связано органично и с идеей конструирования мира, и с проблемой радикальных изменений социума, и с более конкретными разработками психологии социального познания. С другой стороны, проблема имеет и свое собственное содержание, и - если угодно - свою собственную историю, в том числе специфику в сегодняшних условиях. В целом же введенное крылатое выражение демонстрирует одно из направлений движения психологии от стандартов экспериментальной, в значительной мере ориентированной на естественно-научное знание дисциплины, к гуманитарному полюсу.
Исторически роль языка в социальной психологии, как известно, исследовалась в связи с изучением коммуникативных процессов . По мнению ряда исследователей, уже в рамках этой проблемы были обнаружены расхождения в американском и европейском подходах. Так, в обзоре Крогера и Вуда (1992) говорится: «Наша цель показать, что язык как предмет изучения исчез из социальной психологии в период преобладания в ней бихевиоризма, и поэтому описание социальной психологии как лишенной языка - не карикатура, а релевантное описание этой науки» [Московичи, 2007, с. 491]. Сказанное не означает, что язык буквально исчез из исследований коммуникации. Скорее дело в том, что в коммуникативном процессе, как правило, анализировались формы подачи информации, структуры коммуникативного акта, но не обращалось внимание на социальную природу участников коммуникации, а поэтому диалог не был исследован как социальное пространство, в котором совершается обмен информацией. Видный исследователь проблемы языка в европейской социальной психологии И.Маркова отмечает, что недостаток такого подхода состоит как раз в неучете того, что «диалогическая коммуникация является фундаментальной характеристикой людей как социальных существ» .
В противовес «формализованному» анализу роли языка в коммуникативном процессе, свойственного бихевиористскому подходу, в европейской традиции с самого начала подчеркивалась интерсубъектная природа коммуникативного акта и значение языка в контексте. В специальном исследовании Г.Джайлса «Язык в социальной психологии» проблема «язык в контексте» фигурирует в качестве одной из основных. Настаивая на тезисе, что язык не существует в вакууме, он всегда концептуализирован, Джайлс называет целый ряд компонентов, которые «детерминируют» или «влияют на формы функционирования языка» (временные и пространственные условия, в которых разворачивается диалог, установки коммуникатора, тип ситуации, определенные ожидания партнеров). В более широком плане можно сказать. что контекст задается совокупностью факторов, как личностных (мотивация, интенция партнеров по коммуникации), так и социальных (конкретная ситуация, поле межличностных и - что особенно важно - социальных отношений). Это позволяет сделать вывод: «…язык не просто доставляет информацию. Партнеры используют язык, чтобы отнестись друг к другу и к своим отношениям. Они используют язык также, чтобы отнестись к другим людям…» .
Наиболее развернутая концепция диалога в свое время была представлена М.М.Бахтиным, положившим идею диалога в основание всех своих работ в этой области: «Диалогизм - эпистемология человеческого познания и коммуникации и - более широко - часть социальных наук, которые исследуют символическое мышление, выраженное в языке»; «Индивид «живет в мире слов Другого, а изучая слова Другого, он изучает и мир Другого» [Бахтин, 1979, с. 143]. Именно в этой непсихологической работе сконцентрирована суть социально-психологического подхода к анализу коммуникативного процесса, как он представлен сегодня в европейской традиции и в поисках новой парадигмы . Многие исследователи развивают дальше эту идею. Так. И.Маркова предлагает усложнить формулу диалога, характеризуемого как «Я - Другой» и обозначить ее как «Я - Другой - Объект», то есть ввести в формулу триаду . Другие авторы вслед за Бахтиным употребляют термины «третья партия», «третья личность», «виртуальные другие», «другие другие» , подчеркивая сложную природу коммуникативного процесса, когда Я и Другой не обязательно физически, но хотя бы символически соприсутствуют с кем-то и чем-то третьим, также говорящим с определенной позиции [Бахтин, 1979, с. 133].
Такая трактовка коммуникативного акта делает очевидным наличие «поворота к языку» в новой парадигме социальной психологии . Язык предстает здесь не просто как средство коммуникации, а как и важнейшее средство социального познания, и элемент конструирования социального мира с особым акцентом на изменения, в нем происходящие. Развитие такого понимания языка характерно и для социального конструкционизма Гергена, и для теории социальных представлений С.Московичи, и для дискурс-анализа Р.Харре [Андреева, Богомолова, Петровская, 2002].В разных формах во всех этих концепциях присутствует мысль о том, что языку отводится особая роль участника в процессе конструирования мира, в определенном смысле - его «творца». Специфически эти поиски отражены в привлекающем все большее внимание нарративном подходе , где разработана специальная методика исследования личности - анализа ее «рассказывания» о себе [Шихирев, 1999; Кутузова, 2005], что дает более полное представление о личности, чем полученное при помощи личностных тестов: варианты таких «рассказываний» в разных социальных ситуациях соответствуют построению образа личности как элемента социального мира.
Личность в лабиринтах глобализации
Последнее обстоятельство позволяет связать изложение перечисленных «векторов» новой парадигмы еще с одним чрезвычайно важным соображением, а именно, с целым комплексом новых подходов к исследованию личности. Если новая парадигма в социальной психологии исходит в том числе из новой социальной ситуации, сложившейся в обществе на рубеже ХХ-го - ХХI-го столетий, то логично проследить влияние этого фактора на интерпретацию проблемы «личность в измененном мире», что требует ответов на такие вопросы: какие именно аспекты социальных изменений формируют образ социального мира, какова природа взаимодействия социальных, мотивационных и когнитивных процессов, какие факторы определяют поиск стратегии социального поведения личности в условиях социальной нестабильности, как возможного результата социальных трансформаций. Можно выделить при этом несколько разных сечений.
В качестве самого общего - неопределенность ситуации, в которой личности приходится действовать. Несмотря на отсутствие единой дефиниции понятия», существует более или менее согласованное представление о включении в «неопределенность» таких характеристик как новизна, сложность и противоречивость ситуации. Последние же задаются объективным «ходом» социальных изменений: и их темпом, и их разнонаправленностью, и процессами глобализации во всех ее проявлениях (экономики, политических решений, культуры), возникновением в качестве результата социальной нестабильности. «Фактически существование личности в условиях социальных изменений можно приравнять к ее функционированию в ситуации неопределенности, когда основной задачей становится установление смысла и значения данной ситуации для себя лично с минимальной опорой на социальные предопределенности и с актуализацией всего личностного ресурса» [Белинская, 2002, с. 50].
Для социальной психологии, конечно, важнее всего восприятие отдельным индивидом, массовым сознанием ситуации неопределенности, поскольку именно от этого зависит выработка стратегии поведения. «Статус» личности в ситуации неопределенности диктует много различных проявлений. Одно из них, значимое для конструирования образа социального мира - связь проблем неопределенности общественной организации и социальной идентичности личности.
Неопределенность проявляется прежде всего в том, что нарождаются новые социальные группы, природа которых пока не известна, обозначаются новые темпы и модели изменения времени, наконец, возникают особые среды обитания (новые типы поселений, формы транспортных связей между ними). Принятие решений в таких условиях - сложная задача для рядового человека, важная для его практического существования. Решение во многом зависит от того, как будет сформирована его социальная идентичность. Не случайно при обсуждении этой проблемы в научном дискурсе нередко употребляется перенесенный из медицины термин травма. По мнению П.Штомпки, социальная травма - это в первую очередь культурная травма, поскольку для рядового человека рушатся основания символов, смыслов и значений социальной реальности, обесцениваются накопленные предшествующим жизненным опытом правила социальных действий [Штомпка, 1996]. Ситуация становится сходной с той, которая описана в современной этнопсихологии как культурный шок . Приводимое Т.Г.Стефаненко определение культурного шока, введенного К.Обергом, включает не только ощущение потери друзей и статуса, отверженности, удивления и дискомфорта при осознании различий между культурами, но и путаницу в ценностных ориентациях, социальной и личностной идентичности [Стефаненко, 2006].
Естественно при этом перед личностью встает вопрос о выборе группы принадлежности, которая будет иметь для нее решающее значение. Ситуация осложняется еще и тем, что решать эти вопросы приходится в условиях неопределенности, порождаемой, в частности, процессом глобализации . При этом проявляют себя как минимум два направления формирования идентичности. С одной стороны, согласование систем ценностей, осваиваемых каждым индивидом, представляющим разные культуры , что условно может быть названо «горизонтальное» направление формирования идентичности. С другой стороны, расширение представлений о своеобразной «иерархии» идентичностей - отнесение личностью себя не только к традиционным социальным группам, освоенным временными рамками, привычными средами обитания, но и к глобальному обществу. Это может быть названо «вертикальным» направлением формирования идентичности [Андреева, 2008]. В этом, втором случае степень неопределенности для принятия решения еще выше, что связано с такой стороной глобализации как соотношение глобальных и локальных процессов и стоящих за ними социальных групп: бюрократических элит, в большей степени приверженных глобальному рынку, международным организациям, и локальных элит, ориентированных на развитие национальной экономики . Разные направления формирования социальной идентичности личности способствуют не только усложнению осмысления своего положения в обществе, но и общему ухудшению социального самочувствия, что естественно подкрепляется и объективными трудностями материального существования. Личность воистину оказывается в «лабиринте» новых реалий, и конструирование ею как своего собственного образа, так и образа социального мира в целом - также предмет анализа в новой парадигме социальной психологии и один из ее векторов.
Литература
Андреева Г.М. Психология социального познания. М.: Аспект Пресс, 2005.
Андреева Г.М . Личность в поисках идентичности в глобальном мире // Диалог культур и партнерство цивилизаций: VIII Международные Лихачевские научные чтения. СПб.: СПб ГУП, 2008.
Андреева Г.М., Богомолова Н.Н., Петровская Л.А. Зарубежная социальная психология ХХ столетия. М.: Аспект Пресс, 2002.
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.
Белинская Е.П. Человек в изменяющемся мире. М.: Прометей, 2005.
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Аспект Пресс, 1995.
Герген К . Движение социального конструкционизма в современной психологии // Социальная психология: саморефлексия маргинальности: хрестоматия. М.: Инион, 1995.
Грауманн К. Историческое введение в социальную психологию // Введение в социальную психологию. Европейский подход: пер. с англ. / под ред. М.Хьюстона, В.Штребе. М.: Юнити, 2004.
Емельянова Т.П. Конструирование социальных представлений в условиях трансформации Российского общества. М.: Институт психологии РАН, 2005.
Кутузова Д.А. Нарративная работа с парами… и много чего еще // Постнеклассическая психология. Социальный конструкционизм и нарративный подход. 2005. N 1(2).
Мельникова О.Т. Фокус-группы: методология, методы, модели. М.: Аспект Пресс, 2007.
Московичи С. Социальная психология: пер. с англ. СПб.: Питер, 2007.
Покровский Н.Е . Глобализационные процессы и возможный сценарий их воздействия на российское общество // Социальные трансформации в России: теории, практики, сравнительный анализ / под ред. В.А.Ядова. М.: Флинта, 2005.
Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. М.: Аспект Пресс, 2006.
Триандис Г. Культура и социальное поведение. М.: Форум, 2007.
Фидлер К., Блесс Г. Социальное познание // Введение в социальную психологию. Европейский подход: пер. с англ. / под ред. М.Хьюстона, В.Штребе. М.: Юнити, 2004.
Шихирев П.Н. Современная социальная психология. М.: Академический проект, 1999.
Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект Пресс, 1996.
Якимова Е.В. Социальное конструирование реальности: социально-психологические подходы. М.: Инион, 1995.
Affect and сognition . The Seventeenth Annual Carnegie Symposium on Cognition. New York, 1982.
Asch S. Perspective on social psychology // Koch S. (Ed.). Psychology: a study of a science. New York, 1959.
Augoustinos M., Walker J. Social cognition. An integral introduction. London, 1995.
Crosseley M . Introducing narrative psychology. Buckigham: Open University Press, 2000.
Fiske S, Taylor Sh. Social cognition. 2nd ed. New York, 1994.
Giles H. Language and social psychology. Bradacedvard Arnold, 1982.
Gergen K. Realities and relationships: Sounding in social construction. Cambridge; London, 1994.
Markova I. Dialogicality and social representation. The dynamics of mind. Cambridge, 2003.
McGuire W. Social psychology // Dodwell E. (Ed.). New horisons in psychology. London, 1972.
Tajfel H., Fraser K. Introducing social psychology. London, 1978.
The Context of Social Psychology . A critical assessment / ed. by H.Tajfel, J.Israel. New York; London, 1972.
Tversky
A., Kahneman D
. Judgement under uncertainty: Heuristics and biases // Science. 1974. Vol. 25.
Андреева Галина Михайловна
.
Доктор философских наук, профессор, кафедра социальной психологии, факультет психологии, Московский государственный университет им. М.В.Ломоносова, ул. Моховая, д. 11, стр. 5, 125009 Москва, Россия.
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Андреева Г.М. Социальная психология: векторы новой парадигмы [Электронный ресурс] // Психологические исследования: электрон. науч. журн. 2009. N 1(3)..мм.гггг).
- Вперёд >
Издание пятое, исправленное и дополненное
в качестве учебника для студентов высших учебных заведений ,
обучающихся по направлению и специальности «Психология»
Москва 2003
Рецензенты:
зав. лабораторией Психологического института РАО, докт. психол. наук, профессор Т . Д . Марцинковская
зав . сектором социальной психологии науки ИИЕТ РАН, докт. психол. наукА . В . Юревич
Андреева Г . М .
А 65 Социальная психология: Учебник для высших учебных заведений/Г. М. Андреева. ― 5-е изд., испр. и доп. ― М.: Аспект Пресс, 2003. ― 364 с.ISBN 5-7567-0274-1
Учебник представляет собой систематический курс социальной психологии. Излагаются фундаментальные проблемы (общение, социальная психология групп, социальная психология личности). Характеризуются предмет социальной психологии, исторические вехи ее развития, методология и методы исследования. Четко поставлена проблема несовпадения принципа социальной детерминации психологических феноменов и прямого «служения» определенному политическому режиму. Этой же идее служит краткий обзор современных теоретических ориентации в зарубежной социальной психологии.
Предназначается для студентов высших учебных заведений.
УДК 159.9
ББК 88.5
ISBN 5 ― 7567-0274-1 © «Аспект Пресс», 2002, 2003
Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте www. aspectpress.ru
Предисловие к пятому изданию
Настоящий учебник переиздается уже не в первый раз. Если считать рождением старое издание 1980 года, то его «жизнь» определяется в 22 года. Трудно сказать, много это или мало. Для учебников по таким стационарным дисциплинам, как математика или физика, может быть, срок и небольшой, но для учебников по наукам, связанным с изучением общества и человека, да еще и в период глобальных социальных преобразований, пожалуй, срок солидный. С одной стороны, это приятно щекочет самолюбие автора, но, с другой стороны, вызывает и некоторую настороженность: уже давно хотелось бы видеть и новые работы других (в частности, более молодых) авторов, возможно, новые альтернативные подходы и т. п. В последние годы появились курсы социальной психологии, написанные коллективами уважаемых мною авторов, но ни один из них не имеет грифа «Учебник для университетов». Поэтому я решаюсь на еще одно переиздание моего учебника.
Доработки и изменения, которые я хочу предложить читателю, можно сгруппировать в два блока. Прежде всего, это простое совершенство вание текста , которому всегда есть место. Опираясь на обратную связь, получаемую мною и от студентов, которым я продолжаю читать этот курс, и от коллег, использующих учебник, я хорошо вижу отдельные длинноты, иногда не достаточно аргументированные иллюстрации, не всегда оправданный лаконизм при изложении экспериментов и просто не всегда удачные дидактические конструкции. Все это требует шлифовки текста, и попытки такой шлифовки разбросаны по всему содержанию книги. Второй блок носит более принципиальный характер. Он связан с необходимостью ряда серьезныхдобавлений . Социальная психология настолько динамично развивается в последние годы, что новое издание учебника, конечно, обязано включить в себя и ссылки на новую литературу (тем более что переведены на русский язык несколько фундаментальных руководств, на которые я многократно ссылаюсь в тексте), и ознакомление с новыми теоретическими и экспериментальными разработками. В этой связи мне пришлось ввести дополнительные разделы, например, связанные с современными поисками новых парадигм в социально-психологическом знании, а также с новыми областями практических приложений науки.
Решая эти задачи, приходится постоянно контролировать себя относительно «масштаба» дополнений и изменений: объем учебника не должен разрастаться до таких размеров, при которых его использование студентами станет попросту невозможным. Пройти между Сциллой и Харибдой потребности в усовершенствовании и оптимальным объемом книги ― задача не легкая, однако ее надо как-то решить. Как всегда, я полагаю, что мне может помочь в этом отношении мое постоянное взаимодействие со студентами и коллегами, которым я не устаю приносить свою благодарность. Именно это взаимодействие и «подвигает» меня на новое переиздание учебника.
Г . Андреева 2002 г .
Год выпуска: 2008
Издательство: Аспект Пресс
ISBN:
5-7567-0274-1 978-5-7567-0274-3
Формат: DOC
Качество:
eBook (изначально компьютерное)
Количество
страниц: 149
Описание:
Учебник
представляет собой систематический
курс социальной психологии. Излагаются
фундаментальные проблемы (общение,
социальная психология групп, социальная
психология личности). Характеризуются
предмет социальной психологии,
исторические вехи ее развития, методология
и методы исследования. Четко поставлена
проблема несовпадения принципа социальной
детерминации психологических феноменов
и прямого `служения` определенному
политическому режиму. Этой же идее
служит краткий обзор современных
теоретических ориентации в зарубежной
социальной психологии.
Предназначается
для студентов высших учебных заведений.
Предисловие
Раздел I. Введение
Глава 1.
Место социальной психологии в системе
научного знания
Глава 2. История
формирования социально-психологических
идей
Глава 3. Методологические проблемы
социально-психологического исследования
Раздел II. Закономерности
общения и взаимодействия
Глава 4.
Общественные отношения и межличностные
отношения
Глава 5. Общение как обмен
информацией (коммуникативная сторона
общения)
Глава 6. Общение как
взаимодействие (интерактивная сторона
общения)
Глава 7. Общение как восприятие
людьми друг друга (перцептивная сторона
общения)
Раздел III. Социальная психология
групп
Глава 8. Проблема группы в
социальной психологии
Глава 9. Принципы
исследования психологии больших
социальных групп
Глава 10. Стихийные
группы и массовые движения
Глава 11.
Общие проблемы малой группы в социальной
психологии
Глава 12. Динамические
процессы в малой группе
Глава 13.
Социально-психологические аспекты
развития группы
Глава 14. Психология
межгрупповых отношений
Раздел IV. Социально-психологические
проблемы исследования личности
Глава
15. Проблема личности в социальной
психологии
Глава 16. Социализация
Глава
17. Социальная установка
Глава 18.
Личность в группе
Раздел V. Практические приложения
социальной психологии
Глава 19.
Особенности прикладного исследования
в социальной психологии
Глава 20.
Основные направления прикладных
исследований в практической социальной
психологии
Вместо заключения
Андреева Галина Михайловна
Родилась в 1924 г. (13.06) в г. Казани, ведущий специалист в области социальной психологии, окончила философский факультет МГУ им. М.В.Ломоносова (1950), преподает в МГУ с 1953 г., доктор философских (с 1966), профессор (1968), заслуженный деятель науки РФ (1984), академик Российской Академии Образования (с 1993), Заслуженный профессор МГУ (1996) Член научного совета "Психология ядерного века” Бостонский университет, США (с 1972), член Российского Общества социологов (с 1968), член Общества психологов СССР (с 1972 г.). - Российского Психологического Общества (с 1994), награждена правительственными наградами (орден Красной Звезды, орден Отечественной войны 2-й ст., медаль "За боевые заслуги”, медаль "За победу в ВОВ”, еще 9 памятных медалей, орден "Дружбы народов”).
В 1972 г. создала на факультете психологии МГУ кафедру социальной психологии и до 1989 г. заведовала ею. Создание этой кафедры во многом способствовало становлению социальной психологии как научной и учебной дисциплины в вузах страны: была разработана программа курса, был написан первый в стране университетский учебник "Социальная психология” (М., 1980), удостоенный Ломоносовской премии (1984), переведенный на девять иностранных языков и в настоящее время вышедший 5-ым изданием.
Тема ее докторской диссертации:
"Методологические проблемы эмпирического
социального исследования” (1966). Область
ее научных интересов переместилась в
последующие годы от философии и социологии
к проблемам социальной перцепции,
когнитивной социальной психологии. Ею
была предложена теоретическая схема
системного исследования этой области
(К построению теоретической схемы
исследования перцепции // Вопр. психологии,
1977, № 2). На кафедре социальной психологии
под руководством Андреевой Г.М. проводились
многочисленные исследования по этой
проблематике, что отражено в ряде
коллективных монографий (1978; 1981; 1984), в
которых она выступала в качестве
редактора и автора.
Ее концепция -
исследования социально-перцептивных
процессов в реальных социальных группах
- послужила основой для многих кандидатских
диссертаций. С отдельными результатами
исследований, в частности, по проблемам
социальной атрибуции Андреева Г.М.
неоднократно выступала на научных
конгрессах и конференциях; в 1975 г. она
избрана членом Европейской Ассоциации
Экспериментальной Социальной Психологии.
В 90-е годы результаты многолетних
исследований обобщены в разработанном
ею спецкурсе "Психология социального
познания”, на основе которого написано
учебное пособие (Андреева, 1997). Ею
подготовлено 48 кандидатов наук и 9
докторов наук.
Всего Андреевой Г.М. опубликовано более 160 работ (включая 12 монографий и учебников, индивидуальных, а также в соавторстве или под ее редакцией), в том числе многие - в зарубежных изданиях, частично по материалам международных совместных исследований (Финляндия, Германия, Чехия).
Основные работы: Лекции по методике конкретного социального исследования (ред.). М., 1972; Современная социальная психология за рубежом (в соавт.). М., 1978; Социальная психология. Учебник для университетов. М., 1980 (последующие издания: 1988,1994, 1996, 1997); Актуальные проблемы социальной психологии. М., 1988; Общение и оптимизация совместной деятельности (соавт. Я.Яноушек). М., 1987; Социальная психология и социальная практика (соавт. коллеги из ГДР). М., 1978; Русские и немцы. Старый образ врага уступает новым надеждам. На нем яз. Бонн, 1990 (соавт. - коллеги из ФРГ); Психология социального познания. М., 1997.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Настоящее издание предпринято через
восемь лет после последнего выхода
учебника в свет. Как минимум два
обстоятельства потребовали существенных
изменений.
Прежде всего, это значительные
изменения в самом предмете исследования,
т.е. в социально-психологических
характеристиках самого общества и,
соответственно, в отношениях общества
и личности. Социальная психология, как
известно, решает задачи, предложенные
обществом, причем не "вообще"
обществом, а данным конкретным типом
общества. Распад СССР и возникновение
России как самостоятельного государства
предложили социальной психологии целый
ряд новых проблем, которые потребовали
определенного осмысления новой
реальности. Так, утратило смысл определение
общественных отношений, существующих
в стране, как отношений социалистических
и, следовательно, описание специфических
атрибутов этого типа отношений. Сюда
же следует отнести и проблему определения
социальной психологии как "советской
социальной психологии" в связи с
радикальным изменением природы общества,
в рамках которого она создавалась.
Во-вторых, изменения касаются адресата,
к которому обращен учебник. Первые два
издания совершенно определенно были
адресованы студентам психологических
факультетов и отделений университетов,
поскольку в то время социальная психология
как учебный предмет изучалась именно
в этих подразделениях. Изменения,
происшедшие в обществе, одним из своих
результатов в духовной сфере имели
бурный рост интереса к социальной
психологии не только среди представителей
других академических профессий, но
также и среди практиков- предпринимателей,
менеджеров, финансистов. Кроме того,
значительное развитие приобрела и
практическая социальная психология,
которая осваивает не только такие
традиционные области, как образование,
здравоохранение, армия, система
правоохранительных органов, но и
предлагает широкую систему специфических
средств и форм социально-психологического
воздействия. Трудно удовлетворить
потребности всех этих разнородных групп
читателей. Учебник все-таки сохраняется
как учебник, предназначенный для высших
учебных заведений, хотя профессиональные
ориентиры в данном издании несколько
смещаются: материал адаптирован к
восприятию его не только психологами,
но также студентами- социологами,
экономистами, представителями технических
дисциплин, т.е. практически всеми,
изучающими в вузах этот предмет.
Все
сказанное заставляет меня сделать
следующие комментарии общего плана к
настоящему изданию.
Во-первых, я отдаю
себе отчет в том, что, несмотря на
радикальные экономические, политические
и социальные преобразования в нашей
стране, мы не можем и не должны уходить
как вообще от ее истории, так и от истории
науки, в данном случае социальной
психологии, сформировавшейся в конкретных
исторических условиях. Может быть, этот
факт не так значим для естественных
наук, но весьма принципиален для наук,
имеющих дело с человеком и обществом.
Поэтому фрагменты исторического развития
социальной психологии в условиях СССР
считаю необходимым сохранить
полностью.
Во-вторых, возникает вопрос
о роли марксистской философии в
формировании теоретических и
методологических основ социальной
психологии. Эта дисциплина в меньшей
степени, чем, например, социология или
политэкономия, была ангажирована
марксистской идеологией. Однако и здесь
элементы идеологического воздействия,
несомненно, имели место. Это проявлялось
прежде всего в акценте на нормативный
характер социально-психологического
знания, например, в оценочных характеристиках
личностей и групп, в принятии некоторого
"идеала" личности и ее взаимоотношений
с коллективом, соответствующих нормативным
представлениям об идеальном же
обществе.
Как отнестись сегодня к
такой идеологической ангажированности?
Не думаю, что следует идти самым легким
путем - просто отбросить различные
идеологические "вкрапления" в
ткань социальной психологии. Еще хуже
- заменить один идеологический ряд
каким-либо другим. Полагаю, что во
взаимоотношениях социальной психологии
и марксизма нужно различать две стороны.
Первая - использование философских идей
марксизма как методологической основы
дисциплины. В конце концов все
социально-психологические теории
современности в конечном счете опираются
на ту или иную систему философских
принципов. Право каждого исследователя
принимать (или отвергать) основания
какой-либо системы философских знаний
и следовать им. Такое же право должно
быть сохранено и за марксистской
философией. Вторая сторона - то принятие
(или отвержение) идеологического диктата,
который явился следствием того, что
марксизм был официальной идеологией
некоторой социально-политической
системы - социалистического государства.
Этот прямой диктат имел драматические
последствия для многих научных дисциплин
в истории нашего общества. Именно эта
сторона взаимоотношений науки и идеологии
должна быть тщательно осмыслена.
"Социальный контекст" социальной
психологии, как и всякой науки, имеющей
дело с обществом, неизбежен. Важно четкое
уяснение той мысли, что понимание
социальной детерминированности
социально- психологических феноменов
не должно означать апологетики
существующего политического режима. К
сожалению, именно эта истина часто
предавалась забвению. Размышления о
судьбе общественных наук и их
взаимоотношений с обществом - это сегодня
глобальная задача всех обществоведов.
Учебник, представляющий элементарный
курс, не может и не должен анализировать
эту проблему в полном объеме. Задача
состоит в том, чтобы при систематическом
изложении конкретных вопросов проблема
эта как бы стояла за ними, на "заднем
плане". Насколько удалось решить ее,
автору судить трудно.
Я еще раз с
глубокой благодарностью думаю теперь
уже о многочисленных поколениях моих
студентов и читателей, в течение почти
пятнадцати лет штудирующих социальную
психологию по моему учебнику, так или
иначе подающих мне "обратную связь".
Я также признательна моим коллегам -
преподавателям и сотрудникам кафедры
социальной психологии факультета
психологии МГУ, трудами которых
создавалась сама кафедра и переживал
свое становление курс социальной
психологии: их замечания и комментарии,
сделанные при использовании учебника,
оказали мне неоценимую помощь.
Рекомендуемая
литература приведена в настоящем издании
так, что непосредственно цитируемые
монографии и статьи из сборников даны
после каждой главы (в этом случае указаны
авторы как монографий, так и отдельных
статей с последующим наименованием
сборника, где они опубликованы); в конце
учебника прилагается общий список
литературы, где названы лишь монографические
работы и коллективные сборники с полными
выходными данными (в последнем случае
уже без названия отдельных статей и
упоминания имен их авторов). Этот полный
список работ можно считать общей
рекомендацией к дополнительному чтению
при изучении курса социальной психологии.
Галина Михайловна Андреева, выдающийся ученый и педагог, доктор философских наук, заслуженный деятель науки Российской Федерации, действительный член Российской академии образования, заслуженный профессор Московского университета, профессор кафедры социальной психологии МГУ имени М.В. Ломоносова и основательница этой кафедры.
Галина Михайловна родилась 13 июня 1924 года в Казани в семье врачей, ее отец был профессором и заведующим кафедрой психиатрии Казанского медицинского института, а мать врачом-невропатологом городской больницы. После окончания с отличием школы в июне 1941 года Галина Андреева добровольцем ушла на фронт. До июня 1945 года она находилась в действующей армии в составе Брянского, II Прибалтийского и Ленинградского фронтов, пройдя путь от радиста до начальника радиостанции и дежурной фронтового узла связи. Награждена боевыми наградами - орденами Красной Звезды и Отечественной войны 2-й степени, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».
После демобилизации летом 1945 года Г.М.Андреева поступила на философский факультет МГУ имени М.В.Ломоносова, и с этого времени вся ее жизнь связана с Московским университетом. После окончания аспирантуры в 1953 году и защиты кандидатской диссертации преподавала на философском факультете МГУ. Галина Михайловна принадлежит к первому поколению российских социологов, которые сформировали облик отечественной социологической науки. В 1965 году Г.М.Андреева защитила докторскую диссертацию, содержание которой отражено в ее первой книге «Современная буржуазная эмпирическая социология» (1965), а в 1969 году организовала на философском факультете кафедру методики конкретных социальных исследований - первую университетскую социологическую кафедру в стране. Учебное пособие «Лекции по методике конкретных социальных исследований», вышедшее под редакцией Г.М.Андреевой в 1972 году, стало настольной книгой студентов, проводивших эмпирические исследования в социологии, а позже и в социальной психологии.
В 1972 году по приглашению основателя и первого декана факультета психологии МГУ А.Н.Леонтьева Галина Михайловна создала на факультете психологии кафедру социальной психологии, которой заведовала до 1989 года. Первые труды кафедры, вышедшие под редакцией Галины Михайловны, – «Теоретические и методологические проблемы социальной психологии» (1977), «Межличностное восприятие в группе» (1981), «Методы исследования межличностного восприятия» (1984). Из-под ее пера вышли и первые учебники по социальной психологии для студентов: «Современная социальная психология на Западе (теоретические направления)» (в соавторстве с Н.Н.Богомоловой и Л.А.Петровской, 1978) и «Социальная психология» (первое издание – 1980).
Учебник Г.М.Андреевой «Социальная психология» стал первым университетским учебником по социальной психологии, награжден Ломоносовской премией, выдержал пять изданий в нашей стране (1980, 1988, 1994, 1998, 2004, последний на сегодняшний день тираж вышел в 2014 году), выпущен в форме аудиоучебника (2008), а также переведен на многие языки мира (английский, арабский, болгарский, венгерский, испанский, киргизский, китайский, литовский, французский и чешский). Цикл из 15 ее лекций по социальной психологии выпущен на дисках DVD (2008). В 2012 году учебно-методический комплекс «Социальная психология», подготовленный Г.М. Андреевой с коллегами, занял I место на Конкурсе психологических изданий в рамках V съезда Российского психологического общества в номинации «Лучший учебно-методический комплекс».
Третий написанный Г.М.Андреевой учебник – «Психология социального познания» (вышел тремя изданиями - 1997, 2000, 2005) – содержит осмысление нового для отечественной социально-психологической традиции предметного поля.
Всего ею опубликовано более 250 научных работ. Обобщающий том научных работ Г.М.Андреевой «Социальное познание: проблемы и перспективы» вышел в серии «Психологи Отечества. Избранные психологические труды» (1999). К 30-летию кафедры социальной психологии Галина Михайловна с коллегами подготовила учебное пособие «Социальная психология в современном мире» (2002). Принципиальные статьи, написанные Г.М.Андреевой в 2000-е годы, собраны в ее книге «Социальная психология сегодня: поиски и размышления» (2009).
Все годы своего существования кафедра социальной психологии, благодаря прежде всего усилиям и позиции Галины Михайловны, была интегрирована в мировое научное сообщество. Продукты международного научного сотрудничества – книги под редакцией Г.М.Андреевой и Я. Яноушека «Общение и деятельность» (на чешском языке, Прага, 1981) и «Общение и оптимизация совместной деятельности» (М., 1987), подготовленные коллективами кафедр социальной психологии МГУ и Карлова университета в Праге. Совместные исследовательские проекты и публикации с канадскими психологами (1970-е годы), немецкими психологами (1970-е – 1990-е годы), финскими психологами (с 1990-х годов по настоящее время) осуществлялись под руководством и при лидирующем личном участии Галины Михайловны. Профессор Андреева читала лекции в университетах Англии, Швеции, Германии, Чехии, Венгрии, Финляндии, США и Италии.
Г.М.Андреева - действительный член Российской академии образования (1993). Член Ученого совета МГУ (2001 – 2014). Удостоена званий «Заслуженный деятель науки Российской Федерации» (1984), «Почетный доктор университета Хельсинки» (2000). Лауреат премии имени М.В. Ломоносова за научную работу (1984) и за педагогическую работу (2001). Награждена Серебряной медалью имени Питирима Сорокина РАН «За вклад в науку» (2008) и медалью «За вклад в развитие военной психологии» Обществом психологов силовых структур (2008). Член Российского общества социологов и Российского психологического общества. Член Европейской ассоциации социальной психологии. Награждена орденом Дружбы (1999) и орденом Почета (2004).
До настоящего времени Г.М.Андреева была членом Диссертационного совета по защите докторских и кандидатских диссертаций при МГУ имени М.В. Ломоносова; председателем редакционного совета журнала «Социальная психология и общество», созданного в 2010 году при ее деятельном участии; членом редакционного совета журнала «Вопросы психологии»; членом редколлегий журналов «Вестник Московского университета. Серия XIV. Психология» и «Психологические исследования. Электронный журнал».
Среди всего многообразия больших социальных групп особый интерес представляют собой социальные классы, при анализе психологии кᴏᴛᴏᴩых социальная психология в особенно большой степени сопряжена с определенным социологическим подходом. В многотомном руководстве по социальной психологии под редакцией Г. Линдсея и Э. Аронсона указывается на то, что сам термин «класс» имеет различное содержание для американских и европейских исследователей. Для европейцев, по мысли автора, понятие ϶ᴛᴏ более «реально», так как идентификация с классом более очевидна, достаточно часто сопряжена с определением политической принадлежности. Стоит сказать, для американской культуры вообще нехарактерно оперирование понятиями «рабочий класс», «буржуазия» и т.п., но гораздо привычнее термины «средний класс», «низший класс» и т.п. Это связано с тем, что в социологических теориях социальная структура описывается при помощи такого понятия, как «социоэкономический статус», а не «социальный класс». Естественно, что ϶ᴛᴏ не может не сказаться на различиях в трактовке структуры психологии класса. При всех обстоятельствах, однако, важно учесть, что сущность социально-психологического анализа заключается в том, ɥᴛᴏбы выявить связь между психологическими характеристиками группы и образцами поведения ее членов.
Социологическая традиция, на кᴏᴛᴏᴩую опирается социальная психология, при ϶ᴛᴏм может быть различной. Так, в традиционном для марксистской социологической традиции понимании класса можно наметить три основные линии исследования психологии классов. В первую очередь, ϶ᴛᴏ выявление психологических особенностей различных конкретных классов, кᴏᴛᴏᴩые существовали в истории и существуют в настоящее время. Во-вторых, внимание концентрируется на характеристике классовой психологии разных классов определенной эпохи, создающей особый «колорит» эпохи, наряду с описанием экономических и политических интересов классов. Этот путь исследовании вполне правомерен, хотя до сих пор в большей степени развит в социологии. Наконец, в-третьих, анализ соотношения классовой психологии и психологии отдельных членов класса как частный случай проблемы соотношения психологии группы и психологии индивида, включенного в данную группу. Иными словами, исследование в данном случае выявляет, посредством каких механизмов классовая психология воплощается в психологическом облике членов класса.
Естественно, какой бы путь ни был выбран для анализа, крайне важно при всех условиях возвратиться к структуре психологии группы и посмотреть на специфику каждого элемента, представленного в психологии класса. В наибольшей степени полно исследована эмоциональная динамическая сфера классовой психологии.
Важно заметить, что одним из самых значимых элементов в данном случае будут классовые потребности. Поскольку классовое положение определяет объем и состав материальных и духовных благ, кᴏᴛᴏᴩыми каждый член класса располагает, постольку оно же задает и определенную структуру потребностей, относительное психологическое значение и удельный вес каждой из них. Проблема потребностей человека достаточно хорошо разработана в общей психологии: в общем виде ясно, что классовое положение индивида задает определенным образом иерархию его «деятельностей», что определяет и структуру его потребностей. Но ϶ᴛᴏго общего положения недостаточно, коль скоро в анализ включаются более конкретные и сложные факторы, такие, например, как реальная жизненная ситуация различных слоев одного и того же класса. Так, общие условия труда и быта рабочего класса определяют в целом структуру его потребностей, а положение отдельных слоев - ее варианты.
Не стоит забывать, что важным элементом эмоциональной сферы классовой психологии будут интересы. Природа интересов гораздо лучше исследована в социологии, чем в социальной психологии. Вместе с тем ряд проблем требует социально-психологического анализа. Конкретное содержание классовых интересов также задается всей системой отношений, в кᴏᴛᴏᴩую данный класс включен в определенном типе общества. Психологически важно выяснить, как классовый интерес, формируемый на уровне группы, соотносится с общечеловеческими интересами и как ϶ᴛᴏ детерминирует поведение и деятельность каждого отдельного индивида. Интерес формируется как интерес всей группы, но каждый член класса включен не только в данную группу, он - член многих социальных групп: во-первых, внутри самого класса есть много подгрупп, различающихся по уровню квалификации, по сферам занятости и т.д.; во-вторых, каждый представитель класса может в то же самое время быть членом какой-либо группы в сфере образования (например, в школе или вузе), где он непосредственно взаимодействует с членами другого класса. Возникает переплетение различных интересов, каждый из кᴏᴛᴏᴩых определен принадлежностью к значимой социальной группе. Как в ϶ᴛᴏй системе интересов индивида обозначаются наиболее устойчивые интересы, и, напротив, при каких обстоятельствах менее коренные интересы начинают играть доминирующую роль - имеет принципиальное значение (Социальная психология классов, 1985. С. 10)
Кроме потребностей и интересов к психологии класса иногда ᴏᴛʜᴏϲᴙт так называемые «социальные чувства», определенные характеристики эмоциональных состояний, присущих группе. Понятие «социальное чувство» не будет общепризнанным в литературе; в известной степени оно спорно и уязвимо, по϶ᴛᴏму использовать его можно исключительно как описательное определение некᴏᴛᴏᴩого состояния эмоциональной сферы группы. Неопределенность термина не умаляет значения самой проблемы, она исключительно свидетельствует о том, что в социальной психологии нет сложившейся традиции исследовать эту область при помощи научного понятийного аппарата, ей приходится заимствовать терминологию из других традиций, например из традиции гуманистической литературы, философии и истории, где само существование некᴏᴛᴏᴩых социальных «чувств» и «эмоций» давно установлено и описано. Так, в исторических исследованиях, посвященных рабочему классу в периоды его революционных выступлений, неоднократно было констатировано преобладание оптимистического настроя, вызванного революционным подъемом; в эпоху буржуазных революций, когда класс буржуазии выступал в качестве революционной силы, доминирующим типом социальных чувств и внутри ϶ᴛᴏго класса были чувства энтузиазма, уверенности в привлекательности политических программ, оптимистического восприятия исторических перемен.
В некᴏᴛᴏᴩых классификациях компонентов классовой психологии вводятся еще и другие элементы, кᴏᴛᴏᴩые находятся в определенном отношении к описанным ранее. Так, в динамическую часть классовой психологии, кроме потребностей, включают иногда такие элементы, как «набор социальных ролей» и осознание его, а также «социальную ориентацию личности» (систему ее ценностных ориентации, норм поведения и осознания целей жизнедеятельности) Перечень ϶ᴛᴏт не будет слишком строгим.
Когда речь заходит о фиксации в классовой психологии ее наиболее устойчивых компонентов, вопрос представляется значительно менее разработанным. В самом деле, важнейшим из таких компонентов будет «психический склад», но на операциональном уровне ϶ᴛᴏт компонент относительно лучше раскрыт исключительно для одного вида больших групп - для наций. Что же касается классов, то «психический склад» здесь обычно описывается как некᴏᴛᴏᴩый психический облик, проявляющийся в определенном способе поведения и деятельности, на основании кᴏᴛᴏᴩого можно реконструировать те нормы, кᴏᴛᴏᴩыми руководствуется данная социальная группа. Этот облик пробудет в социальном характере. Из традиций других научных дисциплин - истории, философии, культурологии - можно почерпнуть большой материал относительно проявлений различных черт социального характера, присущих тому или иному классу, особенно в поворотные эпохи исторического развития, но в собственно социально-психологической литературе проблема эта занимает весьма скромное место. Отметим, что термин «социальный характер» широко представлен в трудах неофрейдистского направления, в частности в работах Э. Фромма. Стоит сказать, для него социальный характер - ϶ᴛᴏ связующее звено между психикой индивида и социальной структурой общества. Формы социального характера не привязаны у Фромма к определенным социальным классам, но соᴏᴛʜᴏϲᴙтся с различными историческими типами самоотчуждения человека - с человеком эпохи раннего капитализма («накопительский тип»), эпохи 20-х гг. XX века («рыночный тип», связанный с обществом «тотального отчуждения») и т.п. (Фромм, 1993)
Социальный характер определяется описательно как то, что пробудет в типичном устоявшемся образе действий представителей разных классов в разных ситуациях их жизнедеятельности и отличает представителей данного класса от представителей других классов. Эти описания не будут достаточно строгими и дальнейшая их конкретизация, очевидно, зависит не только от новых фактов, полученных в исследованиях, но и от общетеоретической разработки проблемы характера вообще, в т.ч. в общей психологии. При ϶ᴛᴏм могут быть использованы описания, содержащиеся в социологической литературе. Так же история культуры, гражданская история, литература полны описаниями конкретных проявлений психического облика классов, их социального характера (достаточно вспомнить произведения Бальзака, Драйзера, Горького) Литература по существу проделала социально- психологическую работу, являя собой пример того типа исследований, кᴏᴛᴏᴩые именуются монографическими. Тот факт, что продукт такого исследования существует не в форме научной теории, не в системе научных понятий, а в художественных образах, т.е. в ϲʙᴏйственной литературе форме отражения действительности, не делает ϶ᴛᴏ исследование менее ценным.
Кроме
социального характера, психический склад раскрывается в
привычках и обычаях, а также в традициях класса. Все данные
образования играют роль регуляторов
поведения и деятельности членов социальной группы, а
потому имеют огромное значение в понимании
психологии группы, дают
важнейшую
характеристику такого комплексного признака класса, как его образ
жизни. Социально-психологический аспект
исследования образа жизни, в
частности,
в том и состоит, ɥᴛᴏбы в рамках объективного положения класса определить и
объяснить доминирующий образ поведения основной массы представителей ϶ᴛᴏго
класса в массовых, типичных ситуациях повседневной
жизни. Привычки и обычаи складываются под влиянием
определенных
жизненных условий, но в
дальнейшем закрепляются и выступают именно как
регуляторы поведения.
Анализ привычек и обычаев есть собственно социально-психологическая проблема. Методы исследования ϶ᴛᴏй проблемы близки к
традиционным психологическим методам, поскольку
здесь возможно
использование методик
наблюдения. Что же касается традиций, то часть их
воплощена в предметах материальной культуры, и
потому к изучению их
применимы
методики, известные в психологии под названием анализа
продуктов деятельности.
Степень и мера проявления привычек и обычаев в качестве регулятора социального поведения, естественно, не одинакова для различных классов различных эпох. Так, установлено, что прочнее всего привычки и обычаи сохраняются, даже в современных обществах, прежде всего в крестьянстве. Важно знать, что большой город с разветвленной системой общения способствует, напротив, известному смешиванию обычаев, привычек и традиций разных социальных групп. По϶ᴛᴏму вычленение самого объекта исследования здесь затруднено.
Исходя из всего выше сказанного, мы приходим к выводу, что мы указали основные направления анализа,
по кᴏᴛᴏᴩым
социальной
психологии еще предстоит выполнить задачу изучения
психологических характеристик различных
классов общества,
проанализировать, с одной
стороны, способы, кᴏᴛᴏᴩыми «строится» психология группы, и с другой стороны, механизмы, посредством кᴏᴛᴏᴩых она в
дальнейшем обеспечивает «оϲʙᴏение» каждым
индивидом социальной
реальности. Материал опубликован на http://сайт
Здесь важно понять, каким образом относительно большая масса людей - при всем
их психологическом разнообразии - в каких-то значимых
жизненных ситуациях демонстрирует сходство
различных представлений,
вкусов, даже эмоциональных оценок
действительности. Материал опубликован на http://сайт
Хотя члены всякого класса объединены в большое количество
многочисленных и разнообразных малых
групп - в собственные семьи,
производственные
объединения, спортивные организации и т.д., но значимый «репертуар» поведения не задается данными малыми группами. В случае если в рамках
анализа остаться исключительно на уровне малой группы, то ни
содержание норм,
ценностей, установок,
ни их возможный набор не могут быть поняты.
Проявление или непроявление
тех или иных индивидуальных психологических особенностей также зависит от
характера ситуаций, от меры их значимости для данной
личности. Ситуации же данные есть ситуации особых жизненных условий,
определяемых прежде всего принадлежностью к
конкретной большой
социальной группе,
по϶ᴛᴏму социальная психология не может игнорировать
϶ᴛᴏт факт при
построении объяснительных моделей человеческого поведения и деятельности. Материал опубликован на http://сайт